Словно отброшенный этим воплем отчаянья, я, кувыркаясь, лечу вниз. Теперь воет не человек, а ветер, пытаясь сорвать с меня комбинезон, шлем, ранец парашюта. Но вот - хлопок, рывок, и я зависаю над раскинувшейся подо мной бескрайней степью. Я - Андрей Камнев, курсант летно-космического училища... Но внизу уже вовсе не степь, а каменное плато безжизненной Сорбы. И парашюта тоже нет, потому что у этой планеты отсутствует атмосфера. А капсула падает, падает, совершенно беззвучно, ведь двигатель так и не может включиться, а ветра, который мог бы скорбно завыть по мне, в безвоздушном пространстве не бывает. Но уже над самой поверхностью двигатель все же включается... Только теперь передо мной серовато-зеленые влажные глаза Марии: «Я люблю тебя, но ненавижу твою работу! Я не могу так больше. Выбирай - или она, или я!» И вот я снова лечу среди холодных звезд, а значит... «Если ты ненавидишь то, без чего я не могу жить, как же ты можешь любить меня?» Но боли уже нет. Острой, режущей, рвущей - нет. А к ноющей я уже давно привык.
А потом... Сначала мне показалось, что я «вылетел», потому что снова отчетливо почувствовал себя Митрофаном Коноваловым, одиноким «кротовым псом». Но нет, я видел вокруг себя вовсе не пустую светлую «палату», а кабину грузового туннелехода. Однако у меня было странное ощущение «невзаправдошности» происходящего, словно мне показывали учебный фильм, закадрово поясняя, что это именно кабина управления кораблем, что вот это - кресло штурмана, и что я, дескать, именно этот штурман и есть, а зовут меня Сергей Калачев. Я невольно подумал о наркотиках и получил равнодушный ответ, что да, я иногда перевожу по просьбе жены наркотики, но ничего дурного в этом не вижу, поскольку насильно я их никого принимать не заставляю, зато сам хочу жить хорошо и красиво, потому что и сам я хороший и красивый. Сергей Калачев. Я - Сергей Калачев. Штурман «Абрелы». Перевозчик наркотиков. Муж Регины Калачевой, торговки наркотиками. Я - Сергей Калачев. Штурман...
«Да тебя что, заело?! - заорал я, теперь уже на все сто девяносто три процента ощущая себя только собой. - Сергей Калачев он!.. Огрызок ты теперь, а не штурман! А скорее всего, и всегда был огрызком».
- Что?.. Какой огрызок? - услышал я далекий гулкий голос, такой, будто говорили в железную бочку. Всяческие зрительно-слуховые эффекты не редкость при «выныривании», мне к этому не привыкать. А вот то, что сам я, оказывается, говорил вслух - не дело. Непрофессионально это. Все-таки выбил меня из колеи бандитский наезд, нервишки расшатались.
- Да это я так, - буркнул я, - между нами, девочками.
- Какими девочками? - насторожился Порфирий Дормидонтович, отчаянно схватившись за нос. - Там что, была женщина?
- Да шучу я, присказка это просто дурацкая. А почему вы так перепугались?
- Потому что... - деловито принялся тереть свою бесформенную «картофелину» Комаров, - потому что Регина Калачева сбежала... Только что звонили службисты, сказали, что скоро приедут.
- Сбежала?.. - не сразу смог врубиться в сказанное я. - Как это «сбежала»? У вас тут что, в сарае преступников держат?
- Ну... преступницей ее пока нельзя называть, это лишь после решения су...
- Да плевать мне на суд! - чувствуя, как меня заполняет ужас, вскипел я. - Моя семья... - Тут я осекся, вспомнив, что ничего не стал рассказывать о требованиях и угрозах, предъявленных мне бандитами.