В зеленых глазках маленькой ведьмачки не было и признаков мутации, прикосновение маленькой ручки тоже не вызывало легкой приятной щекотки, характерной для ведьмаков. Пепельноволосого ребенка, хоть он и бегал тропинкой Мучильни с мечом за спиной, не подвергали Испытанию Травами и Трансмутациями. В этом Трисс была уверена.
— Покажи коленку, малышка.
— Не малышка я!
— Прости, забыла. Но какое-то имя у тебя, надо думать, есть?
— Есть. Я… Цири.
— Очень приятно. Подойди-ка поближе, Цири.
— Со мной ничего не стало.
— Хочу взглянуть, как выглядит твое «ничего». Ну вот, так я и думала. «Ничего» поразительно напоминает разорванные штаны и содранную до живого мяса кожу. Стой спокойно и не бойся.
— Я и не боюсь… Аааа!
Чародейка захохотала и потерла о бедро зудевшую от заклинания руку. Девчушка наклонилась, осмотрела колено.
— О! — сказала она. — Уже не больно! И дырки нет… Это чары?
— Угадала.
— Так ты чаровница?
— Опять угадала. Хоть, признаться, предпочитаю чародейку, а не чаровницу. Чтоб не ошибаться, можешь называть меня по имени. Трисс. Попросту Трисс. Пошли, Цири. Внизу ждет мой конь, в Каэр Морхен поедем вместе.
— Мне надо бежать, — покрутила головой Цири. — Нельзя прерывать бег, а то в мышцах образуется молоко. Геральт говорит…
— Геральт в замке?
Цири надулась, стиснула губы, глянула на чародейку из-под пепельной челки. Трисс снова рассмеялась.
— Хорошо. Не буду выспрашивать. Секрет — это секрет, ты правильно делаешь, что не выбалтываешь его незнакомому человеку. Пошли. Посмотрим на месте, кто есть в замке, а кого нет. А о мышцах не беспокойся, я знаю, как управиться с молочной кислотой. О, вот и мой коняга. Я тебе помогу…
Она протянула руку, но Цири помощь не понадобилась. Она заскочила в седло ловко, легко, почти не отталкиваясь от земли. Мерин дернулся, удивленный, затоптался на месте, но девочка, быстро ухватив поводья, успокоила его.
— Вижу, с конями ты управляешься.
— Я со всем управляюсь.
— Подвинься ближе к луке. — Трисс сунула ноги в стремена, схватилась за гриву. — Дай мне немного места. И не выбей мне глаза своим мечом.
Она тронула мерина пяткой, и они двинулись шагом по руслу ручья, пересекли очередной яр и взобрались на округлый холм. Оттуда уже виднелись прилепившиеся к каменным обрывам руины Каэр Морхена — частично разрушенная трапеция защитного вала, остатки башни и ворот, бочкообразный столб донжона.
Мерин фыркнул и дернул головой, переходя ров по остаткам моста. Трисс натянула поводья. На нее самое не действовали покрывающие дно рва истлевшие черепа и кости. Ей уже доводилось их видеть.
— Не люблю этого, — вдруг проговорила девочка. — Так быть не должно. Умерших надо предавать земле. Под курганом. Ведь верно?
— Верно, — спокойно подтвердила чародейка. — Я тоже так считаю. Но ведьмаки рассматривают это кладбище как… напоминание.
— Напоминание о чем?
— На Каэр Морхен, — Трисс направила коня к растрескавшимся аркам, — напали. Здесь разразилась кровавая битва, в которой погибли почти все ведьмаки. Уцелели только те, которых в тот момент не было в замке.
— Кто напал? И почему?
— Не знаю, Цири, — солгала она. — Это было страшно давно. Спроси ведьмаков.
— Спрашивала, — проворчала девочка. — Они не хотят говорить.
«Я их понимаю, — подумала чародейка. — Ребенку, которого муштруют, чтобы он стал ведьмаком, к тому же девочке, не говорят о таких вещах. Такому ребенку не рассказывают о бойнях и резне. Не ожесточают перспективой того, что и он может когда-либо услышать о себе слова, которые выкрикивали тогда валившие на Каэр Морхен фанатики. Мутант! Чудовище! Монстр! Богами проклятое, природе противное существо! Нет, — подумала она, — я не удивляюсь тому, что ведьмаки не рассказали тебе об этом, малышка Цири. И я тоже не расскажу. У меня, малышка Цири, еще больше причин молчать. Ведь я чародейка, а анонимный пасквиль, широко разошедшийся в списках „Монструм“, который взбудоражил фанатиков и подтолкнул их на преступление, тоже, кажется, был делом рук какого-то чародея. Но я, малышка Цири, не признаю коллективной ответственности, не чувствую потребности в покаянии по случаю события, имевшего место за полстолетия до моего рождения. А скелеты, которым суждено быть вечным напоминанием, в конце концов истлеют, обратятся во прах, который развеет ветер, неустанно овевающий склоны, и будут забыты…»