— Так, так, так…
— Приметы этой самой загадочной Инги довольно сильно совпадают с приметами одной из сотрудниц Олеандрова, которая поступила к нему на работу примерно в то же время, когда из Киева исчезла Инга Лисицкая. Зовут эту девицу Наташа Одинцова, она постоянно меняет машины, одежду и парики… И, что самое интересное, иногда ездит на той самой «ямахе», на которой скрылся прямо из-под носа у милиции Климов.
— А при чем тут парики?
— А вот послушайте, товарищ генерал, — попросил Богданов. — Парики, особенно рыжий, последнее время не носит. Один из автомобилей, которым она опять-таки совсем недавно перестала пользоваться, — вишневые «жигули» девятой модели. А в тот вечер, когда погиб Лапотников…
— Что значит — недавно? — перебил Богданова генерал. — Конкретнее можно?
— Последний раз, приблизительно неделю назад, то есть…
— Приблизительно в тот день, когда убили Лапотникова, — генерал закончил фразу за майора.
— Документы на машину оформлены на одного из членов Русской национальной пар…
— Партии Олеандрова, — произнес генерал уже без вопросительной интонации. — Если она загрызла Лапотникова, то причем тут оборотень? В подобное партнерство я просто поверить не могу. Он профессионал, а она?.. — Генерал замолчал, заметив, что Богданов смотрит на него с плохо скрываемым удивлением.
В майорских глазах просто читался вопрос, который он никак не решался задать своему начальнику: «Что опять за оборотень такой?» Всеволод Иванович уже стал подбирать слова, чтобы как-нибудь покороче ответить Богданову, но тут вдруг ожило переговорное устройство, из которого раздалось:
— Срочное сообщение, товарищ генерал, ответьте по городскому, пожалуйста.
— Перестрелка в штаб-квартире партии господина Олеандрова, — сказал Орехов, положив на рычаг трубку. — Похоже, ты пророк… А я, старый черт, не сообразил, Климов-то твой на Некрасовской нам встречу назначал, оттуда, если я не ошибаюсь, минут десять пешком до гнезда этого деятеля. — Видя, что Богданов напрягся, готовый в любую секунду вскочить со стула и помчаться выяснять природу выстрелов в особняке на Некрасовской улице, генерал махнул рукой: — Иди. Проверь, что там и… установи слежку за квартирой этой Инги-Наташи. В милицию пока не сообщай. Меня держи в курсе. Все.
— Есть, — выкрикнул майор, почти бегом, вылетая из кабинета. — Я уже к ее дому Лазарева и Валишвили отправил.
— Но я же тебя люблю, — плаксивым тоном произнес Маложатов, вот уже больше двух часов сидевший и истязавший душу Инги своим нытьем. — Я едва не умер, я всю ночь думал, думал, думал… Я не находил себе места. Я писал тебе стихи. Я рвал их и снова писал. Ты разбила мне сердце. Ты прогнала меня ради, ради, ради… — Михаил Андреевич так и не нашел нужного слова. — Я умру, если ты покинешь меня… Я покончу с собой! Наложу на себя руки, повешусь у тебя на люстре. — Тут Маложатов зарыдал, но, утерев слезы, продолжал с каким-то даже наслаждением развивать тему своего самоубийства и, наконец, не выдержал и вскочил-таки на любимого конька, заявив: — Я страдаю, как моя бедная, истерзанная руками инородцев Земля. О Родина моя!..
При других обстоятельствах Инга давно бы уже выгнала надоевшего хуже смерти воздыхателя, сославшись на то, что ей надо идти. Но… что-то случилось с ней, точно какая-то неведомая сила сковала ее волю, заставляя сидеть и молча дожидаться решения своей судьбы.
По сути дела, ничего страшного не произошло… Ну и что, что уже вечер? Саша задерживается, но разговор между ним и Олеандровым мог затянуться надолго: что ни говори, дело серьезное. А если что-нибудь пошло не так? Почему она сидит дома, как покорная курица, как телка какая-то (более всего на свете ненавидела Инга, когда кто-нибудь или она сама себя сравнивала с курицей или с коровой; подобные параллели приводили девушку в состояние бешенства), и ждет, вместо того чтобы самой поехать к шефу и, дождавшись, когда тот освободит Сашу, отвезти его домой.
Нет, что-то случилось, что-то произошло, и не надо уговаривать себя, уверять, что все в порядке. Надо действовать… Это Инга говорила себе уже несколько раз, но почему-то так ничего и не делала, не решалась прервать монотонные причитания Маложатова, и лишь время от времени бросая в ответ «да, да» или «нет, нет», чем только еще больше подбадривала своего неистребимого жениха, пробуждая к жизни все новые и новые словесные потоки.