укусил, глубоко вонзая клыки. Я вздрогнул, но боль уже была
привычной, чуть ли не расслабляющей, так что я не прервал
медленный поток рвавшихся из меня слов. — …И размышляют над
тем, почему ты превратился в такого мерзавца. Видишь, даже Элиза
не хочет видеть тебя в своей постели. Ты только играешь в какие-то
собственные игры, и город от них устает. — Работая ртом, он
высасывал, вытягивал из меня так необходимую ему кровь. У меня
защипало глаза, и я перешел на яростный шепот: — Всё, что ты
делаешь – просто игра и обман.
Он издал звук, который, должно быть, означал несогласие.
— Ты находишь мальчишку, который не может устоять перед
тобой, — прошипел я, — и платишь ему за целую ночь, только чтобы
посмотреть, как неловко ему будет, а потом отпускаешь его, чтобы
насладиться смятением. Ты натравливаешь друзей друг на друга,
превращая их в злейших врагов; выдвигаешь требования, только
чтобы посмотреть, как все суетятся ради исполнения твоих капризов;
ты заставляешь весь город говорить о тебе лишь из желания слышать
своё имя на устах тысяч людей. Они все игрушки, Майкель, каждый из
них.
Он вытащил клыки из запястья, осторожно высосал ранку, пока
она не перестала кровоточить, и поднял взгляд на меня.
— Кроме первого, — прошептал он.
Я отвернулся.
— Пей. Ты почти ничего не взял.
— Этого достаточно.
— Достаточно для чего? Чтобы добраться до другого борделя и
дать другой шлюхе повод ненавидеть тебя? Тебе, мать твою, нужно
ещё.
Он удивленно посмотрел на меня и придвинулся неожиданно
близко – так, что его ресницы касались моей щеки при каждом взмахе.
— Ты меня ненавидишь? — выдохнул он.
— Я тебя не ненавижу, — выдавил я. — Ты мне просто не
нравишься.
Его дыхание теплой волной овевало мое лицо. Я закрыл глаза и
попытался остаться недвижимым, словно камень, и не поддаться
искушению.
— Я выпью ещё, — прошептал он, — если ты позволишь, — и
нежно поцеловал меня в шею.
Я отпрянул и вытянул вперед руку.
— Пей отсюда.
— Из того же самого места – так скоро? — Он чуть коснулся
одного из уколов кончиком пальца, но я опять дернулся. — Будет
больно.
— Больно будет в любом случае.
— Нет. — Черты его лица смягчились редкой теплой и кроткой
улыбкой. — Не будет. — Он провел большим пальцем по месту,
которого коснулся губами. — Я могу сделать так, что ты будешь хотеть
этого снова и снова.
— Это ложь. — Я снова скрестил руки на груди и отодвинулся от
него. — Её рассказывают влюбленные девчонки, у которых
сентиментальности больше, чем здравого смысла.
— Так докажи, что я неправ. — Он осторожно притянул меня к
себе, но этому движению было невозможно сопротивляться. Опустив
голову так, что его волосы коснулись моего подбородка, он принялся
посасывать всё то же местечко на шее.
— Обещай мне, — выдохнул я. Не знаю, кто из нас больше
удивился этим словам. — Пообещай, что ты оставишь меня в покое –
оставишь в покое нас. Всех нас. Прекрати играть в эти игры.
Развлекайся где-нибудь ещё – не в де Валлене. Отвяжись от нас.
— Арьен. — Он прижался лбом к моему плечу. — Тебе всего лишь
нужно было сказать «нет».
Я закрыл глаза, мое тело напряглось и дрожало в ожидании укуса.
— Пообещай, — прорычал я. — И мы покончим с этим.
— Обещаю, — тихо произнес он. — Я оставлю тебя в покое, если
ты хочешь именно этого.
Я кивнул и запрокинул голову.
Он запустил пальцы в мои волосы, притягивая меня, и приник
всем телом. Я вздрогнул, когда он снова коснулся горла губами, и,
ощутив, что он раскрыл их, вслепую вцепился в его плечо, ожидая
страшные муки укуса.
Острые кончики клыков прокололи кожу, и я почти всхлипнул.
Кусал он сильно, глубоко вонзая зубы. Я дернулся всем телом,
выгнулся, цепляясь за него руками. Дыхание рвалось из меня
медленным дрожащим криком. Он схватил меня за волосы на затылке
и крепче прижал к себе, жадно приникнув к горлу.
А потом, едва я подумал, что Майкель здорово ошибся, и
собрался сказать ему – как только вспомню, как разговаривать – что
это слишком, это невыносимо, что я не позволю ни одному вампиру
укусить себя даже за всё золото мира... В тот самый миг, когда я