вдохнул, вспоминая, как произносятся звуки, беспощадный ожог укуса
превратился в совершенно иное пламя.
Оно было похоже на сияние тысячи свечей; внезапная вспышка
блеска и красоты – настолько яркая, что я окончательно потерял дар
речи. Я потрясенно вскрикнул и, слепо ища чего-то большего, приник к
Майкелю. Не отпуская волос, он провел второй рукой по моей груди,
собирая сорочку и обнажая живот. От первого прикосновения я
дернулся, но потом, всхлипнув, подался навстречу. Спешно расстегнув
пуговицы, он стащил сорочку с моих плеч и крепко прижался к моей
груди – кожей к коже. Я обвил его руками, заключая в объятия, и он
низко заурчал мне в шею.
Он сдвинулся вперед, укладывая меня на спину, и скользнул
ладонью к моим брюкам. Забрасывая руку на его шею, чтобы
удержать его на месте, я позабыл, что он мне совершенно не нравится
и что происходящее не входит в условия нашей сделки. Я понимал
только одно: мне нужно большее. Выгнув бедра, я прижался к его
ладони.
Пальцы Майкеля разбирались с моими штанами проворно,
несмотря на то, что делать это одной рукой ужасно неудобно.
Покончив с этим, он издал свирепый победный возглас и стащил
одежду с моих бедер. Он коснулся меня, обернув руку вокруг плоти.
Закричав, я выгнулся навстречу ощущению, которое промчалось
по мне, словно сноп искр.
Я провел рукой по его спине, пробежался пальцами по позвонкам,
обвил его узкую талию. Его брюки я дернул с куда меньшей грацией,
чем он мои, но всё же смог от них избавиться. Я задержал пальцы на
его бедрах, поднялся по ребрам к груди. Вместо ужасной
кровоточащей раны я нашел только гладкую затянувшуюся кожу,
излеченную подаренной мной кровью.
Я знал. Я знал, что случится, что моя кровь сделает с ним. Вот
почему я это предложил. Но даже зная об этом, я был шокирован.
Снова и снова прикасаясь к зажившей ране, я удивлялся этому
изменению.
Когда Майкель вытащил клыки, я вздрогнул и, напрягшись,
вцепился в него. Мне хотелось сказать ему, чтобы он не
останавливался, чтобы он укусил меня снова, сделал всё, чтобы
только этот неистовый огонь не угасал. Лизнув меня в шею, он
отстранился и посмотрел на меня теплящимся взглядом.
— Я всё ещё голоден, — прошептал он, прижимаясь ко мне
бедрами. — Утолишь ли ты и этот голод?
Мне следовало бы напомнить ему об обещании и попросить
оставить меня в покое. Я должен был сказать ему хоть что-нибудь. Но
вместо этого я уставился на него, чувствуя, как бешено бьется сердце,
как его кожа горит, касаясь моей, и не мог думать ни о чем. Зарывшись
пальцами в его волосы, я притянул его к своим губам.
Он целовал меня жестко и нетерпеливо, с рвением под стать
моему. Я подался ему навстречу, требуя всё, что он мог дать, и даже
больше, пока не стал задыхаться, и мне пришлось оторваться от него.
Майкель склонился надо мной, покрывая моё лицо легкими,
словно снежинки, поцелуями, и принялся толкаться бедрами, скользя
плотью по плоти. Я провел ладонями по его спине, подхватил под
ягодицы и резко толкнул к себе. Он застонал, а потом тяжело
рассмеялся и уткнулся носом мне в шею.
— Я ни в коем случае не должен был отпускать тебя тогда, в
первую ночь.
Я выгнул шею навстречу его поцелую.
— Такая жертва ради спокойного сна. — Он провел языком по
моей ключице. Вплетая пальцы в его волосы, я подтолкнул его вниз. —
Ты же ненавидишь шлюх, которые стаскивают покрывала… — Его
язык добрался до моего соска и медленно обвел вокруг. Слова
прервались низким стоном, — и будят тебя.
— Это того бы стоило.
Он поцеловал мой живот и поиграл языком с ямкой пупка, а потом
положил ладони на мои бедра – так, что когда он, скользнув ниже,
обвил мой член губами, и я всем телом подался вперед, пытаясь
погрузиться в тепло его рта, я оказался пригвожден к месту и
совершенно не мог двигаться.
От удовольствия у меня закружилась голова. Протянув руки, я
вплел пальцы в его волосы и стал с силой насаживать его на себя. Он
оперся на локти и заглотил глубже, тихо посмеиваясь – этот смех стал
ещё одной пыткой для моей изнывающей плоти.
Он охватывал меня медленно, постепенно: ждал, пока я начну
стонать от безысходности, и лишь тогда двигался вновь, тем самым