Секунду он смотрел на меня, сдвинув брови, а потом вздохнул и,
запустив пальцы мне в волосы, толкнул назад, прижимая к стене.
— Временами ты словно ледяной, — прорычал он, — а я не могу
этого понять. Скажи мне правду, Арьен.
Я покачал головой и попытался отстраниться. Он был слишком
близко. От этого я не мог вздохнуть.
— Пусти меня, черт возьми.
Он неожиданно ослабил хватку и сделал шаг назад. Я
настороженно смотрел, как он копался в кошельке, а потом протянул
горсть блестящих монет.
— Скажи мне правду, — произнес он почти шепотом, — или
забирай свою плату, если ты ради этого пришел.
Я изумленно посмотрел на него. На какой-то миг, растянувшийся в
вечность, я замер на месте, не в силах пошевелить даже пальцем от
обрушившегося на меня шока. А потом я оттолкнулся от стены и
ударил его по руке, отчего монеты, звякнув в воздухе, разлетелись по
всей комнате.
— Я не возьму у тебя ни единого проклятого цента, Майкель фон
Трит. Я здесь не для того, чтобы быть твоей шлюхой!
Он схватил меня за плечи. Я пытался сопротивляться, из-за гнева
не задумываясь о том, что это бессмысленно. Дыхание мое
срывалось, руки дрожали, но я продолжал толкать его.
— Арьен. — Он поймал мои руки и снова пригвоздил меня к стене,
прижимаясь всем телом, чтобы я не метался. Я смотрел на него,
дрожа от ярости и боли. Он серьезно глядел в ответ, уже не улыбаясь:
с его лица схлынули всякие признаки веселья. — Для меня ты никогда
не был шлюхой.
Не будь я зажат между ним и стеной, я бы рухнул на пол.
Вцепившись в него руками, я встретился с ним взглядом, до дрожи
боясь, что ослышался или недопонял.
— Никогда? — только и смог выдохнуть я.
Он притянул меня в свои объятья. Споткнувшись, я упал в них, и
почувствовал, как его руки, приподнимая, ловят меня.
— Никогда, — прошептал он мне в волосы. — Ни разу.
Я закрыл глаза и прижался к нему. Скользнув ладонями по моему
лицу, он поднял мне голову.
— Арьен. Правду. — Его большие пальцы легко касались моих
щек. — Ты скажешь мне?
Я открыл глаза и посмотрел на него.
— Я пришел... Я пришел, потому что... — Я отодвинулся, тряхнув
головой. — Что ещё мне оставалось делать? Я не мог оставаться в
Амстердаме, когда твое имя было у всех на устах, а сам ты уехал. Я не
способен думать, когда ты рядом. Но я не могу думать ни о чем
другом, когда тебя нет. Даже когда ты ушел, ты всё равно сводил меня
с ума.
— Правда? — Он осыпал поцелуями мое лицо. — Это мне льстит.
Он коснулся губами моих и тут же ускользнул. Я повернулся
вслед, притягивая его к себе. Целовал он легко и в то же время тягуче.
Обвив пальцами мою шею, он притянул меня ближе и удерживал на
месте, пока нежно и пылко погружался языком в мой рот.
Я обнял его, прижимая крепче, вдавливая в себя всем телом. Я
отвечал на поцелуй с поспешной и неистовой требовательностью. Он
потянул меня, увлекая за собой. Не отрываясь друг от друга, мы
добрались, спотыкаясь, до спальни. К тому моменту, как он опрокинул
меня на постель, я уже сорвал с него сорочку, а он стащил мои брюки
почти до колен. Он подмял меня под себя, вжал в матрас и
приподнялся надо мной, тяжело дыша и смеясь. Я обвил его талию
руками и потянул на себя, чтобы ощутить вес его тела.
Выбравшись из моих объятий, он скатился вниз и, покрывая
поцелуями живот, ребра, грудь и горло, потянул край сорочки вверх.
Стащив её через голову и отбросив в сторону, он оказался на мне,
склонившись так, что волосы падали на лицо.
Я заправил пряди ему за уши, чтобы ничто не мешало мне видеть
его. Он поцеловал мою ладонь, запястье, внутреннюю сторону локтя,
поднялся к плечу и задержался на шее, овевая дыханием кожу.
Зарывшись руками в его волосы, я потянул его вниз, выгибаясь
навстречу его губам.
— Да, — выдохнул я, вплетая пальцы в волосы. — Пожалуйста.
Уже от одного прикосновения клыков я застонал и затрепетал в
его руках. Выжидающе затаив дыхание, я всем своим существом
сосредоточился на нашей связи. Его тело надо мной напряглось. Он
медленно укусил, погружая клыки в плоть, пока не прижался к коже
губами, и принялся пить.
По всему телу разливалось желание чувствовать его
прикосновения, от которого горела кожа. Я вцепился в него, крепко
удерживая у своего горла, и прижался, чтобы ощутить опьяняющее
удовольствие от контакта кожи с кожей. Уже одной точки