Не поворачиваясь, стоя все еще спиной к Марии, я протянул руку ладонью вверх и ждал.
«Иди сюда, Мария».
Тишина. Все замерли. И они смотрели.
Они смотрели, как я учил их искусству доминирования.
Ноги придвинулись ближе, и я почувствовал приближение ее тепла. И, наконец, она вложила свою ладонь в мою.
Мои пальцы переплелись с ее, и я прижал ее к себе.
«Вот так, джентльмены, вы управляете своими рабынями. Если вам нужен гребаный поводок, чтобы держать все под контролем, тогда вы не гребаные Господа. Для рабыни слова ее господина - закон. Слова настоящего доминанта всегда будет достаточно». Я говорил всей комнате, прижимая к себе Ангела.
«Вам просто нужно знать, как им быть. Поводок на их хорошеньких шеях не делает из вас Господина. Если это заставляет вас все контролировать, значит, вы тру́сы. Это делает вас слабыми».
«Итак, джентльмены, не будьте тру́сами. Узнайте истинное искусство держать все под контролем. И это конец урока. Наслаждайся остатком ночи», - я закончил.
Не дожидаясь реакции, я вышел. Взяв Марию за руку, мы вместе вышли за дверь.
Она закрылась с громким грохотом, оставив нас в холодном темном коридоре. Я быстро снял пиджак и накинул его на тело моего Ангела, прикрывая ее как можно лучше.
Я ненавидел ее голое шествие, но это был единственный выход. Если бы я прикрыл ее раньше, это было бы подозрительно.
Теперь мы были одни. Нако-блять-нец-то.
«На улице нас ждет машина. Будет немного холодно. Прости, тебе придется потерпеть несколько секунд, - пробормотал я.
Она не ответила и не издала ни звука, пока я обнимал ее. Прижимая ее к себе, мы пошли к ожидающей машине.
Я быстро залез внутрь и усадил Марию на сиденье. Я сел лицом к ней и наблюдал за ее реакцией.
Она выглянула в окно, оставаясь странно тихой. Мария притянула пиджак к своему телу, крепко сжимая его, как будто никогда не хотела отпускать.
И я не хотел, чтобы она отпускала.
«Ты в безопасности», - пробормотал я в бесшумной машине, когда она тронулась.
Она продолжала смотреть на улицу, ее глаза скользили по каждому дереву, свету и проезжающей машине. Мой маленький Ангел выглядел завороженно, ее глаза мерцали в темноте, когда каждый свет отражался в ее голубых шарах.
«Ты спас меня», - тихо сказала она, все еще не глядя на меня.
Ты спас меня.
О, Ангел, если бы ты только знала правду.
Я спас ее по своим эгоистичным причинам. Еще один монстр в темноте, готовый сожрать ее.
Наконец, она повернулась ко мне. Ее лицо мягкое… все в ней мягкое. Ее плечи опустились низко, как будто тысячи болей наконец оставили ее.
По ее мнению, она была свободна.
Когда мы смотрели друг на друга, ее губы приоткрылись, чтобы что-то сказать. «Господин…» - начала она, но я быстро двинулся вперед.
Она ахнула, от удивления отшатываясь, но я уже загнал ее в свою ловушку. Мои пальцы схватили ее за подбородок чуть более грубо, чем предполагалось.
Мои прикосновения удерживали ее на месте, ее широко раскрытые глаза смотрели на меня, пока я говорил.
«Я уже говорил тебе раньше и скажу еще раз, маленький Ангел. Не называй меня Господином, - грубо сказал я, прижимаясь к ее губам. «Лев», - пробормотал я.
Она смотрела на меня в замешательстве, ее тело слегка дрожало.
«Ты принадлежишь мне. Думаю, пора представиться.»
Мария моргнула, ожидая.
«Меня зовут Лев. Лев Иваншов».
«Лев», - так тихо прошептала она.
Чертовски красиво.
Милый Ангел, я тебя не спас. Я только что захватил тебя.
Глава 6
Мария
Не было слов, чтобы описать то, что я чувствовала. Было странно, как мое сердце билось чаще. Я чувствовала, как пульс бушует у меня на шее, прямо под ушами. Было труднее дышать, сидя рядом с Господином.
Лев. Лев Иваншов. Так его звали. Он хотел, чтобы я называла его по имени, но было странно называть моего Господина по имени.
Я чувствовала, что больше не подчиняюсь.
От этой мысли меня тошнило. Если я больше не подчиняюсь, то что я собираюсь делать?
Что он собирался делать со мной?
Разве он не поэтому купил меня? Быть его рабыней, служить ему, поклоняться ему, как шлюха, которую все хотели - нуждались.
Мои глаза не отрывались от окна, наблюдая, как мир кружится, пока машина мчалась по шоссе. Спустя восемь долгих месяцев я наконец увидела внешний мир.
Всего восемь месяцев, но это было похоже на вечность.
Восемь месяцев с тех пор, как меня забрали из родного дома.
Восемь месяцев с тех пор, как меня лишили достоинства и невинности.
И восемь месяцев с тех пор, как я стала рабыней, утратив ценность человеческого существования. Я стала игрушкой. Той, с которой можно было поиграть, а потом выбросить, когда я больше была не нужна.