Он видел, как Поликсиса, его брата, утаскивают наподобие охотничьего трофея через бруствер и вниз по усеянным трупами склонам, а его похитители победно жестикулируют и улюлюкают. Судя по всему, апотекария парализовало, и он не мог двигаться. От этого осознания у Кастора кишки свернулись в узел и по венам хлынул свежий поток выброшенного метаболизмом адреналина. Он должен был добраться до него.
Оркам нелегко было волочь тяжелого апотекария, но их было много, и они тащили его со скоростью, многократно превышавшей темп Кастора, пробивавшегося сквозь толпу их сородичей. На место каждой убитой им твари вставали новые, с раззявленными вонючими пастями, бессильно молотившие по ребристой черной броне своими кулаками, дубинами, тесаками, топорами и цепными мечами.
— Придай мне сил, Император! — вскричал Кастор, понимая, что даже его фанатизма и сверхчеловеческой выносливости не хватит для этого.
Он продолжал сражаться и молиться, когда имперские гвардейцы пошли в наступление, круша врагов штыками и лазерами, пока тело его брата исчезало во мраке затянутой пеплом ночи.
Все закончилось с рассветом, с первыми лучами уродливого рыжего солнца, едва пробивавшимися сквозь пелену серой пыли в атмосфере Икары.
Пока новый день заливал мир своим тусклым водянистым светом, вдоль Хребта-один прошли последние бои: несколько лазерных лучей прошило вздымающуюся пепельную завесу, несколько раз глухо ударило где-то в полутьме стреляло, прогремел взрыв последнего снаряда, всколыхнув трупы и забросав склон комьями земли. А затем последовала тишина, которая воцаряется после грозы.
Кастор упал на колени посреди руин. Кровь на его доспехе и одеяниях запеклась, оставив на древней броне плотные сгустки и темные пятна.
Хотя имперские войска давным-давно отбили пролом, за который он сражался, никто из простых смертных не дерзнул подойти к капеллану. Большинство вообще предположили, что он молится.
На самом деле он кое-что искал.
Он видел, как утащили его брата, видел, как ксеносы-дикари непонятным образом вывели его из строя и забрали с собой. Но вот гладий не попадался ему на глаза… до сих пор.
Короткий меч был погружен в череп зеленокожего, частично погребенного под горой мертвых сородичей. Кастор взглянул в его безжизненные глаза, в морду, навеки искаженную животным оскалом безрассудной ненависти. Наконец он положил одну руку на массивную челюсть, а другую — на рукоять гладия и рванул оружие на себя.
Гладий с хрустом высвободился, а мозговое вещество стекло по лезвию. Кастор поднялся на ноги и осмотрелся.
Защитники Хребта-один хлопали глазами и едва переставляли ноги в бледном свете, словно люди, пробудившиеся после кошмара. До смерти уставшие дозорные и стрелковые цепи направились вниз по склону, пока офицеры с осипшими глотками прижимали налившиеся кровью глаза к резиновым прокладкам магнокуляров. Все сообщения по воксу, доносившиеся до Кастора, были одинаковыми — с первыми лучами солнца орочья орда попятилась и отступила к восточным окраинам Шевата, где орки продолжили драться друг с другом и зализывать раны.
Кастор молча наблюдал, как расчеты огнеметчиков вышли на передний склон, чтобы спалить сваленные там в груды трупы чужаков, и вскоре огромный столб вонючего черного дыма навис над остатками имперской обороны. Больше не осталось свободных резервов, чтобы сменить удерживавших позиции солдат, однако Чевик — как предполагал Кастор, не советуясь с фельдмаршалом Клосом, — утвердил приказ, распространяющийся на все корпуса и позволявший командирам менять каждого второго бойца на дежурстве в течение утра. Гвардейцы спали там же, где сражались: сидя на укреплениях, прижавшись спиной к стенам окопов и прижимая к груди лазружья. Некоторые сняли на время респираторы, чтобы проглотить сухпайки, рискуя заболеть серой ангиной и глазной гнилью ради усмирения боли в пустых животах. Многие же просто сидели в тишине.
Капеллан сверился с радиолокационными маркерами, все еще мигающими на внутришлемном дисплее. Фульмината осталась на своих местах. Тиран и Самсон вместе обходили укрепления, по очереди разговаривая с сержантами. Все отряды были разбиты на боевые группы для максимального покрытия прорванных участков. Это число дополнительно уменьшилось за счет потерь в ходе ночного штурма.
Согласно докладам, погибли трое братьев: Спурий из отряда Нервы, Динатор из отряда Валорио и Лукарий из отряда Класта. Еще трое получили тяжелые раны. Брат Кловен потерял руку, а Сервиону из отряда Фавста искалечило ногу из-за разрушительного действия снарядов орочьего бомбардировщика. Их состояние оценивалось как стабильное. Тела и снаряжение троих погибших отправили в тыл.