Он отправился туда, и его сабатоны глубоко увязали в мягкой, рыхлой почве. Матрицы целеуказателя на его внутришлемном дисплее метались, выискивая противников или хоть что-ни будь, что можно взять в прицел. Они заостри внимание космодесантника на одной точке, куда Кастор и направился, — на дымящихся обломках летательного аппарата орков, упавшего прошлой ночью и все еще тлеющего среди пустыни.
Во время падения самолет пропахал длинную колею. Ему недоставало обоих крыльев, а хвостовая часть оторвалась и зарылась в серый грунт на расстоянии нескольких сотен метров от остального фюзеляжа. Выгоревшие изнутри остатки кабины лежали в самом конце гибельной траектории, и дым до сих пор вился над полупогребенным в пепле носовым радиатором.
Кастор обошел вокруг искореженного отсека для пилотов. Внутри он обнаружил три обугленных и почерневших до неузнаваемости трупа, один из которых костлявой рукой все еще держался за ручку управления. Кастор взобрался на корпус, и металл застонал под его весом. Оказавшись наверху, капеллан сел, подобрав под себя ноги, и ветер трепал его одеяния.
Устроившись, он достал и положил на ногу копию «Лектато Ультрамар» вместе с железным ключом. Оба висели на тяжелых освященных цепях у него на поясе, которые он не снимал даже в пылу сражения.
Сам по себе «Лектато» представлял из себя увесистый том, обложка которого была защищена вшитой под красную кожу бронепластиной, а корешок удерживал украшенный замок-скоба из пластали. Простому человеку пришлось бы сильно постараться, чтобы просто поднять его, однако Кастор непринужденно носил его на сгибе локтя, давно привыкнув к этой тяжеловесной ноше как вне, так и во время боя. После завершения посвящения и закрепления книги за миновавшие шестьдесят лет службы она размозжила черепа немалому количеству еретиков и чужаков.
Он вставил ключ и, отомкнув замок, перелистал тяжелые пергаментные страницы до места, отмеченного закладкой из черного бархата. Казалось, будто он целую вечность не обращался к книге. Он вдруг почувствовал, что ему не хватает мрачного и тяжеловесного спокойствия часовни Диоскур. Именно этой святыне он отдавал предпочтение на борту «Копья Макрагга», и во всей Галактике лишь она по ощущениям могла сравниться с родным домом.
Он изгнал из головы эти мысли, безмолвно упрекая себя за свою слабость. Сентиментальность являлась грехом, иногда крайне тяжким. Она затупляла наточенный клинок и расслабляла разум, что было недопустимым для поддержания постоянной боевой готовности. Ей не было места в сердцах примарисов.
Он посмотрел на последний отмеченный им отрывок и провел пальцем по словам, как это бывало еще во времена бытия нотариусом. То была проповедь из Двенадцати ночей Очищения за авторством покойного магистра Антонио Полариса. Краткое наставление подчеркивало важность принятия неудач и стремления к спасению души — принятия того, что никто не бывает полностью безгрешен в глазах Императора и никому не удается следовать принципам Кодекса без малейших ошибок или изъянов. Принятие не значило, что брат ордена разменивался на меньшее, но защищало его от множества грехов, порожден неудовлетворенностью, что часто преследовала братьев Адептус Астартес. Злоба, неприкаянность и обиды реяли в их вздорных умах, когда генетически улучшенный воин, привыкший к победам, терпел жестокое или неожиданное поражение. Примирение с неудачами являлось одним из самых тяжких уроков, особенно для примариса.
Кастор размышлял над словами, сопоставляя свои собственные поражения после прибытия на Икару — потерю сначала капитана Деметра, а затем и Поликсиса, а также собственную неспособность помочь им обоим. Он вывернул наизнанку раскаленную добела ярость и разочарование и дал им остыть. Достижение бесстрастности, уход от реальности и самоанализ являлись навыками, которые куда естественнее воплощались в Поликсисе. Из-за этого Кастор завидовал ему. Его собственный разум существовал лишь в настоящем, движимый инстинктами и рефлексами. Он легко раздавал советы оказавшимся в непростом положении, но, сталкиваясь с собственными затруднениями, слишком часто поддавался страстям.
Он закончил читать отрывок, произнеся краткий катехизис, заканчивавший наставления Полариса. На следующей странице находилась стратегическая нотация по стандартным протоколам Кодекса об отступлении батальона или дивизии из боя, обобщавшая значимые аспекты несколькими жирными точками в форме черепов. Он не вчитываясь просмотрел давно заученные наизусть слова, а его разум остановился на предыдущем отрывке и книге как едином целом.