Только после этого ваивода подошел к нему. Он ступал, явственно хромая, поигрывая пальцами на рукояти одного из своих зловещих клин ков, а ухмылка сменилась внимательным взором заинтересованного животного. Он остановился в нескольких шагах от привязанного примариса, а его подручные увивались неподалеку, и шумные толпы орков стали понемногу утихать.
— Б-белый клювастик! — прогромыхал Ургорк. Он говорил на ужасном запинающемся и чудовищно упрощенном низком готике, однако слова можно было различить. Поликсис ничего не ответил. Орк подошел поближе. — Тибя-та я и искал! Мне все уши пражужжали пра крутова клювастава ванючку. Знаишь, они травят пра тибя байки. Ты — тот ма’ый, шо штопаит всех. Мой чудила эта увидил.
Поликсис отказывался отвечать. Ургорк ткнул своим когтистым пальцем, указывая на окружавшее его море уродливых зеленых морд.
— Эти парни пришли сюды ваивать. Правда, байцы?
Орки согласно взревели, и эхо громогласно зазвенело под высокими сводчатыми потолками. В это же время Ургорк придвинулся и понизил голос.
— Но не я. Не, я хател памахацца с новыми ба’шими клювастыми, но задумал кое-что еще. Ты паможишь мне, ванючка, а када закончишь, я тебя красиво и быстро укакошу. Даже шкуру спускать не буду.
Существо постучало по одному из своих клинков.
Поликсис изо всех сил попытался пошевелить конечностями, и его мышцы сократились и напряглись, а челюсти заскрипели. Сквозь зубы он издал медленный шипящий выдох, направляя силы на то, чтобы вырвать руки из оков.
Раздался глухой звук трущихся друг о друга деталей, когда закоротившие сервоприводы пришли в движение. Обе руки слегка подались вперед, прежде чем вернуться в крепкие объятия зажимов. Ургорк посмотрел на него с выражением, больше всего напоминавшим недоумение, и с клыков потекла струями слюна. Он придвинулся ближе к стойке, пока Поликсис молча боролся, словно испытывая оковы на прочность. Словно надеясь увидеть, как они согнутся и сломаются от яростного натиска.
Однако оковы крепко держали его. Ваивода фыркнул и махнул окружавшим его оркам:
— Жахни его еще, Морглум!
Зеленокожий помельче с электрической рогатиной протолкался вперед и без промедления всадил потрескивающее стрекало в бок Поликсису. Отблески разрядов осветили его широкую ухмылку. Апотекарий прекратил борьбу, и с его губ сорвался крик боли, когда по телу прокатился мощный электрический разряд, направляемый дермальными узлами непосредственно в мышцы.
— Абажаю, када ба’шие юдишки борюцца, — проговорил Ургорк на фоне потрескивания. — Но еще мне па душе глядеть, как вас зажаривают. Ну так что, савместим?
Разряд выключился, но сполохи продолжали прыгать и плясать по доспеху Поликсиса.
— А ты тихоня, верна? — спросил Ургорк. — Нечаво стисняться, клювастик.
Ваивода подошел ближе и опустил громадную лапищу, покрытую шрамами, на шлем Поликсиса — пляшущие разряды энергии перепрыгнули с белого керамита на конечность зеленокожего, но если орк и ощутил боль, то никак это не выказал. Он сжал голову Поликсиса. Затем резким и мощным движением выбросил вперед вторую лапу, зажал шлем между пальцами и, сцепив их на затылке примариса, с силой потянул.
Керамит и пласталь застонали. Поликсис ощутил ужасное давление на шею и позвоночник, и у него перехватило дыхание. Он понимал, что в обычной ситуации подобное воздействие на боевой доспех вызвало бы появление предупреждений на внутришлемном дисплее, однако ничего такого не происходило — тот оставался безжизненным. Авточувства не работали, а сервоприводы заклинило.
Человеческому разуму свойственно поддаваться панике или впадать в отчаяние. Адептус Астартес были неподвластны страху, а вот с последним им все же иногда доводилось сталкиваться. В этот миг Поликсис осознал, что очень скоро — если не прямо сейчас, так чуть позже — он точно погибнет, и это будет сопровождаться настолько мучительной болью, что даже его сверхчеловеческий организм не сможет справиться с нею. Но куда хуже было осознание, что его благословенный доспех и оружие попадут в мерзкие лапы чужаков, а его собственные прогеноиды останутся гнить внутри выброшенного и забытого всеми трупа.
— Кастор, пошли мне сил… — прошептал он сквозь стиснутые зубы.
Эта мольба была неосознанной, но столь же истовой, как если бы апотекарий обращался к примарху или Самому Императору. Имя брата все присутствовало в его мыслях, словно тот находился рядом, готовый поддержать Поликсиса, невзирая ни на какие обстоятельства.
Быть захваченным и использованным подобным образом значило навлечь бесчестье не только на орден, но и на Кастора.