Чудовищный зеленокожий верзила раз за разом обрушивал два длинных клинка на броню капитана, защищавшего знамя Фульминаты. Юкс пытался добраться до Деметра, но сородичи гигантского орка окружали его со всех сторон. Еще один прыгнул на последнего выжившего агрессора и вцепился в него, намереваясь повалить на землю своей кошмарной силой. Тяжелая перчатка раздробила череп другого орка, уже вонзившего двуручный цепной меч под ребра космодесантника. Боль вскипела волной — ревущий клинок вошел глубоко.
Обратный взмах перчатки снес голову орка с плеч, но было уже поздно. Еще один зеленокожий воткнул нож в сочленение доспеха под силовым ранцем. Юкс чувствовал, как слабеют колени, но Велизариево Горнило вступило в дело, давая силы на последний раунд убийств во имя ордена и примарха.
Он дробил черепа и крушил кости, захлебываясь собственной кровью, поддавшись нерассуждающей ярости, — теперь он стремился лишь убить как можно больше ксеносов, прежде чем с ним расправятся. Краем сознания он еще замечал капитана. Орк, что сражался с ним, отрубил Ультрамарину руку одним взмахом своего клинка и теперь раскатисто хохотал, уворачиваясь от разрядов молний на уцелевшей силовой перчатке Деметра. Тварь играла с ним. От осознания этого Юкса захлестнул новый приступ ярости.
Он снова попытался пробиться к капитану, но что-то врезалось в него сбоку, едва не сбив с ног. Сквиг, перепрыгнувший через стену пламени, сжал огромные челюсти на его правой руке, вгрызаясь в керамит и пласталь. Юкс ударил мерзость вторым кулаком, и сквиг разлетелся брызгами вонючей крови и мяса, но и сам космодесантник рухнул на колени. Он чувствовал, как тают его силы, как боль от ран становится слишком нестерпимой, чтобы ее можно было игнорировать.
Деметр тоже упал, его броня была пробита в полудюжине мест. Юкс видел его на фоне бело-синего знамени Фульминаты; чудовищный орочий ваивода навис над ним, вокруг грудами лежали горящие тела. Белый шлем капитана, заляпанный кровью, повернулся, и Юкс понял, что они смотрят друг на друга.
Голос Деметра щелкнул в воксе, непостижимым образом все еще спокойный — до самого конца:
— Отвага и честь, брат Юкс.
А затем зеленая волна обрушилась на них обоих и поглотила без остатка.
Видение оборвалось так же внезапно, как и появилось. Взгляд Поликсиса сфокусировался снова, дыхание выровнялось. Мертвые лежали перед ним — безмолвные, осуждающе смотрящие стеклянными линзами шлемов. Где был ты, брат-апотекарий? Где был ты, когда мы отдали свои жизни, чтобы другие могли жить?
Поликсис видел это. В полусне он видел последние моменты жизни Юкса и капитана Деметра рядом с ним. Его омофагия, восьмой орган, который имплантировали всем космодесантникам, позаботилась о том, чтобы он не упустил предсмертный бой своего брата. Обычно имплант позволял Адептус Астартес разделять некоторую долю воспоминаний, поглощая чужую плоть. Поликсис никогда не слышал, чтобы подобное происходило благодаря насильственному поглощению геносемени. Это лишь увеличивало ужас, заставляя Поликсиса задыхаться не хуже, чем от холодной жесткой плоти в горле, — точно мертвой хваткой дотянулся к нему и могилы.
В бесконечные, темнейшие часы ночи Поликсис понял, что те немногие эмоции, которые оставались ему, иссякли окончательно. Рассудочная часть его разума тоже осознала это, продолжая оценивать ситуацию так же клинически холодно, отстраняясь от реальности его бедствий. Реальность же, как он понимал теперь, состояла в том, что смысл его существования превратился в ничто. Он нарушил свой священный долг перед орденом и Империумом. Он не смог защитить жизни, тела и броню тех, кто был под его ответственностью. Хуже того, он опозорил их, обесчестил своим полнейшим поражением. Он был пойман, его душа навеки прикована к забвению сожалений, запертая в теле, которое не могло двинуть даже рукой.
Он умрет здесь, в этом он не сомневался. Это будет медленно и наверняка кроваво. Но это знание не тревожило его. Его жизнь в любом случае была потеряна. У него не было способов противостоять своей судьбе, а потому все прочие доводы не имели смысла.
А затем ситуация вдруг изменилась. Он услышал слабый металлический стон. Понадобилась еще секунда, чтобы выдернуть разум из отчаяния, почти затопившего его. Поликсис понял, что все его тело было напряжено уже несколько часов, и что обе его руки сейчас явственно давили на металл, грубо согнутый вокруг запястий.