Гертруду Стайн прежде всего интересовали преступления, похожие на убийство родителей Лиззи Борден. Возвращение в Америку в 1934 году подвигло ее на серию размышлений о криминале как о неотъемлемой части американской идентичности.
«Людям запоминаются такие преступления когда никто так и не понял кто это сделал и где теперь живет тот человек который был во всем этом замешан. Помню как я удивилась когда узнала что даже нынешнее поколение знает кто такая Лиззи Борден и что она осталась жить как ни в чем не бывало».
Убийства в Фолл-Ривер произошли в 1892 году, когда Гертруда и ее брат Лео жили в Балтиморе. Их отец, Дэниел Стайн, умер за год до этого, и оба они, вне всяких сомнений, восприняли сам факт его смерти как начало новой жизни, исполненной свободы и творчества. Уже в самом первом тексте, вышедшем из-под ее пера в те годы, когда она была студенткой Рэдклифф-колледжа, отчетливо звучит тема, которая впоследствии станет для нее чем-то вроде навязчивой идеи, породив череду однотипных персонажей: деспотичных отцов и дочерей, чья месть выливается в отцеубийство. В статье под названием «Американские преступления и что в них такого особенного» она пишет о преступлениях, которые не влекут за собой расследования и не приводят историю к однозначному завершению:
«Есть два типа преступлений которые будоражат воображение это героическое преступление и преступление таинственное, обо всех остальных преступлениях каждый забывает как только выяснит кто их совершил».
Еще она пишет о знаменитом в двадцатые годы и также оставшемся нераскрытым деле Холл-Миллз, и о том, как кто-то заметил, что миссис Миллз, ничего не сказав следствию, «выказала ту цельность натуры, которая свойственна американской женщине». Развивая эту мысль, Гертруда Стайн, судя по всему, путает эти два дела:
«Вот и с Лиззи Борден все то же самое, она ничего не утаила но ничего никому и не сказала в чем и состоит цельность натуры и очень это по-американски. И вообще все дело было чисто американское, и сад был американский, семьи вокруг жили американские, и тот человек у которого была свиноферма и который все порывался что-то сказать но так ничего и не сказал тоже очень по-американски, эти тогдашние уголовные дела которые звучали как поэма, и в то же самое время были исполнены зловещего смысла и все было настолько просто настолько очевидно настолько ловко и настолько открыто и никто в конечном счете так ничего и не узнал вот такого рода преступления чего-то да стоят как объяснение американского характера, да-да, если вы конечно понимаете что я имею в виду, так точно, если вы конечно понимаете что я имею в виду».
Эти последние фразы перекликаются с пассажем из «Автобиографии Каждого», который, в свою очередь, связывает звучащие в детективе рефреном обращения к «Лиззи» с исторической Лиззи Борден:
«То-то мне и нравится в Америке что все так интересно даже если как говаривал один знакомый Элис Токлас в этой ступе и толочь-то нечего Лиззи понимаешь Лиззи что я имею в виду».
Дело Борденов запомнилось потому, что так и осталось нераскрытым, что в глазах Гертруды Стайн автоматически делало Лиззи Борден героем детектива.
«А быть убийцей то есть прирожденным убийцей а не какой-нибудь там дрянью и не ради чего-то другого а просто для того чтобы быть именно таким это очень по-американски и это не значит что ты при этом не должен быть славным парнем или хорошим сыном».
Для того чтобы уследить за сюжетом «Крови на полу в столовой», необходимо держать в поле зрения другие тексты, в которых эта история рассказана в больших подробностях, хотя сколько-нибудь полная и последовательная реконструкция в данном случае все равно представляется невозможной. Сама эта повесть откровенно непроста для чтения, повествование ведется как будто во сне, персонажи перетекают друг в друга, то, что утверждается в одной главе, может отрицаться в следующей, сосредоточенность писательницы на собственном труде в конечном счете берет верх над историей, которую она пытается рассказать, и повествовательная нить практически совсем пропадает из виду.