От последней фразы кровь стынет в жилах. Ясно, что дни американки сочтены.
В «Автобиографии Каждого» финал иной. Как только обнаруживают тело, один из местных жителей, озабоченный происходящим, звонит Гертруде Стайн и просит приехать как можно скорее. Когда она прибывает на место происшествия, тело уже успевают унести и складывается такое впечатление, что до выяснения истины вообще никому нет дела. Они вдвоем с Бернаром Фаем, другом, который гостит у нее в это время, идут в дом мадам Сезар и застают там более чем странное сборище:
«Там была американка, которая все на свете знала про Бенджамина Франклина… а снаружи еще двое, человек который устанавливал электрические обогреватели» — как и Гертруда Стайн, мадам Сезар в то лето провела электричество, — «и его жена, а внутри еще женщина, очень толстая и вся в черном, как будто уже наступил вечер. Она была мать того электрика и говорила на нескольких языках, а потом она осталась там и все с ней вместе».
Гертруда Стайн и Элис Токлас находились с мадам Сезар и ее кружком в приятельских отношениях, но после этой загадочной смерти дружбе пришел конец:
«Во всяком случае мадам Сезар мы видели всего однажды, она приехала нас навестить и те кто хотел ее видеть там были а потом прошло совсем немного времени и всем стало как-то боязно ее и насчет нее и потом прошло совсем немного времени и хотя она сама все время была тут как тут никого с ней больше не было то есть миссис Стайнер никогда с ней больше не было а жена электрика та с ней была».
Итог всем этим событиям Гертруда Стайн подводит довольно странный:
«Нас это больше никогда не беспокоило но всякий раз как мне хочется писать мне хочется писать о том что с ней случилось. Во всяком случае нет никакого проку не забывать о том что ты знаешь а мы так и не знаем что с ней случилось».
Люди, которые наезжали в Билиньен в гости к Гертруде Стайн, удивлялись, обнаружив, что жители французских деревень запирают свои дома и даже строят вокруг них стены. Американцы привыкли считать, что преступления совершаются только в городах.
«Принято было говорить, что в деревне ничего не происходит, но в деревенской семье за пять лет происходит куда больше изменений чем в городской семье и это естественно. Если бы в деревне ничего не происходило, то не было бы ни яиц, ни масла. Изменения в деревне происходить просто обязаны, здесь всегда будут разрушать семьи и убивать собак и совращать сыновей и терять дочерей и убивать матерей и выгонять отцов из дому. Разумеется в деревне иначе никак. Оттого в деревне все и происходит как положено в деревне. В городе ничего не происходит. Все происходит в деревне. Город только рассказывает о том, что происходит в деревне, а в деревне все уже произошло. Лиззи ты понимаешь».
«Кровь на полу в столовой» подходит к концу, но, как утверждала сама Гертруда Стайн, окончания у повести нет. Есть финальная глава, которая начинается словами: «Давным-давно они начали и все началось». Так же, как и последняя строка элиотовской «Вечеринки с коктейлями», окончание этой детективной повести содержит в себе новое начало, так что и говорить больше ничего не требуется.
«Не нужно ничего придумывать. Каждый знает и говорить смысла нет. Потому-то каждый и болтает и никто не говорит, потому что каждый видит, каждый говорит, что видит. Не мало помалу, и никаких секретов в том, что каждый знает и все равно переживает».
Засим следует финальная словесная какофония, реприза из слов, имен и фраз, и назойливо повторяется все тот же вопрос, на сей раз с добавлением нового имени:
«Лиззи ты понимаешь. Конечно понимает. Конечно понимаешь. Могла бы если б захотела но только ты все время хочешь чего-нибудь другого только не это только не это так точно… Ты правда понимаешь, Эдит и Лиззи вы правда понимаете».
Если кому и место в компании Лиззи Борден и повествователя, так разве что давнишней приятельнице, конфидентке и сопернице Гертруды Стайн, Эдит Ситуэлл, девичьи годы которой, да по большому счету и всю жизнь, превратил в сплошную пытку, физическую и психологическую, ее же собственный отец, чья жестокость по отношению к дочери была едва ли не патологической.
Детективная повесть подходит к концу, а вместе с ней и лето, полное страха и боли: «Мы успокоились и я начала работать и понятное дело начала писать лекции, как будто мы уже совсем собрались ехать в Америку… А как только я начала их писать, обо всем остальном я думать тут же перестала. Какой смысл думать обо всем остальном и потом наша жизнь вошла в привычную колею».