Ей нужна была правда, и она могла ее получить. Я высыпал все, что она просила, в кучу у ее ног и, не говоря больше ни слова, направился в нашу комнату.
Я закрылся в ванной, но не стал запирать дверь. Она не стала бы вторгаться. Мария была не из тех женщин, которые бегают за кем-то с извинениями. Это было прекрасно. После изнурительного дня у меня не было настроения для разговоров. Включив душ, я разделся и заставил себя встать под обжигающие струи воды.
Десять минут назад я был зол на Марию до такой степени, что наговорил ей много гадостей, о которых потом пожалел. А сейчас? Все мое разочарование было направлено внутрь. Какого хрена я вообще хранил эти письма? Конечно, они что-то значили, но теперь это не имело значения. Они не вернули бы ее, и моя жизнь продолжалась без нее.
С этого момента я должен был быть умнее. Мария была очень умна и пугающе наблюдательна. Она обязательно поймет то, что я оставил недосказанным, и выведает все секреты, которые ей попадутся. Это давало мне два варианта: готовиться к гневу Ледяной королевы или просто рассказать ей правду с самого начала.
Я не был уверен, что мне нравится любой из этих вариантов.
Поразмыслив над своим затруднительным положением добрых полчаса, я выключил воду и насухо вытерся полотенцем, затем надел боксеры и приготовился ко сну. Когда я открыл дверь в нашу спальню, свет был выключен, а Мария спала, свернувшись калачиком на боку.
Моя рука зависла над выключателем в ванной, и я любовался ее поразительными чертами лица, мягкими во сне. Она была намного больше, чем я мог предположить — настолько больше, что она дурманила мне голову. Я думал, что она будет интересным испытанием, но она превратилась в нечто большее. Клубок ниток, в котором похоть и эмоции были спутаны так тщательно, что я не мог понять, как их размотать.
Любовь к жене не входила в планы, но что-то подсказывало мне, что я не имею права голоса в этом вопросе.
15
МАРИЯ
В течение следующих трех дней я бесчисленное количество раз жонглировала словами в своей голове, не зная, что сказать. Мы с Маттео больше не спорили и не извинялись. Мы были любезны и даже уважительны, но в отстраненной манере. Как два дипломата, опасающиеся переступить границы дозволенного на чужой территории.
Как я могла подобрать нужные слова, когда я даже не была уверена в своих чувствах? Я не была смущена. Любой человек с половиной мозга пришел бы к тому же выводу, что и я, учитывая тот же набор фактов. Была другая женщина. Я просто не догадалась, что она мертва.
Я думала, что испытаю облегчение, узнав, что он не навещает тайком свою любовницу, но было мало удовлетворения в том, что я постоянно буду жить в тени той, кого он любил и потерял. Я была соревновательной по натуре, поэтому быть женой Маттео на вторых ролях было обидно. Но не это было причиной того, что я замкнулась в себе в дни, последовавшие за его признанием. Это было связано скорее с тем, что я смирилась с тем, что хочу быть женщиной в письмах. Мне нужны были его добрые слова и преданность. Я хотела его исключительного внимания.
Я хотела, чтобы он хотел меня больше, чем просто мои связи и мое тело.
Это было очень трудно переварить.
Я позволила информации оседать на моей коже и медленно погружаться внутрь, впитываясь в волокна моего существа. Понятие тоски было чуждым для меня. Я вертела его на языке, пробуя на вкус, прежде чем сделать глубокий вдох и проглотить правду.
Я хотела Маттео Де Луку.
К другим женщинам такое простое желание приходит так же легко, как дыхание, но для меня это было впервые. Я использовала мужчин. Я наслаждалась удовольствием, которое они мне приносили, пользовалась всем, что они могли предложить, и отправляла их в путь без оглядки. Я никогда раньше не хотела мужчину. Никогда не испытывала глубокой тоски. Это тревожило и успокаивало одновременно.
Это заставляло меня думать о том, что, возможно, я могу быть нормальной. У меня могут быть полунормальные отношения — настолько нормальные, насколько могут рассчитывать двое убийц в браке по расчету.
Я была готова попробовать, но как к этому отнесется Маттео? Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, что может подумать кто-то другой, разве что при оценке сценариев в стратегической деловой ситуации. Это было другое дело. Предсказать чьи-то действия было не то же самое, что предсказать эмоциональную реакцию. Переменные были бесконечны.