Видишь? Деньги равны счастью.
Это также означало, что мы не будем проводить час в приемной, что было огромным бонусом. Как только мы зарегистрировались, нас отвели в смотровую, где на тележке стоял аппарат УЗИ. Через несколько минут после того, как я переоделась в халат, к нам присоединились врач Маттео и акушер. Его врач задержался только для знакомства и основной медицинской информации. Как только акушер надел презерватив на длинную палочку, похожую на фаллоимитатор, он сбежал из палаты.
— Что это, черт возьми, такое? — пролепетала я.
Женщина ободряюще улыбнулась мне. — Это палочка для УЗИ. Ваша беременность на слишком раннем сроке, чтобы использовать внешний датчик — нам нужно войти внутрь, чтобы увидеть вашего малыша.
Я удивлялась, зачем нужен халат. Теперь все стало понятно. Я закатила глаза, вызвав усмешку Маттео.
— Мне нужно, чтобы вы согнули колени, а затем развели их в стороны.
Я сделала все, как она просила, затем напряглась, когда смазанный датчик вошел в меня. Мешанина звуков эхом отдавалась в комнате, а на мониторе мелькали черно-белые пятна. Ничего из этого не поддавалось идентификации. Я была первой в нашей семье, кто забеременел, и у меня не было подруг, от которых можно было бы почерпнуть опыт. Все в этом процессе было новым, и я ненавидела чувство неведения.
Но это длилось всего несколько секунд. Как только мигающая точка стала различима на экране, комнату заполнил ровный стук сердца. Это был обычный звук, как и любой другой, но почему-то он был самым таинственным и волшебным из всех, что я когда-либо слышала.
— Вот он, — подтвердила она, щелкая снимками на экране.
Теплая рука Маттео сжала мою, но я не могла оторвать взгляд от монитора. Я была заворожена. Как у такого маленького существа может биться сердце? Как могло что-то живое спонтанно возникнуть из ничего? Я слышала выражение чудо рождения ребенка и решила, что это абсурд. Никакого чуда не было. Мы точно знали, как работает наука о репродукции. И все же, видя, как это ожило на экране, и зная, что этого никогда не должно было случиться — нет другого слова, кроме как чудо.
Из уголка моего глаза скатилась слезинка. Маттео смахнул ее своим мозолистым пальцем, наконец-то обратив мой взгляд на себя. Я не смотрела на него, но у меня было ощущение, что пока я была зациклена на мониторе, он так же завороженно смотрел на меня.
— Когда был первый день вашей последней менструации? — спросила врач, пока она работала.
— Насколько я помню, примерно двадцать шестого июля.
— Значит, срок составляет шесть-семь недель, что соответствует моим измерениям.
— Шесть-семь недель? Я уже почти на втором месяце беременности?
— Счет беременности начинается в первый день последней менструации, то есть к тому времени, когда большинство женщин узнают о своей беременности, они уже находятся в первом триместре. Вот почему мы уже слышим сердцебиение.
Я была ошеломлена. Все, что я могла делать, это лежать в трансе, пока она заканчивала осмотр. Я слушала лишь наполовину, когда она прописала витамины для беременных и посоветовала мне почитать о беременности. Я все же прислушивалась достаточно долго, чтобы услышать, как она сказала, что наш ребенок должен родиться двадцать восьмого апреля.
Через семь месяцев я стану матерью.
До дома мы ехали молча. Это не было неловко или неудобно, просто нам обоим нужно было время, чтобы осмыслить то, что мы узнали и чему стали свидетелями.
Когда мы вошли в дом из гаража, Маттео нежно поднял меня на руки, как невесту, и отнес в нашу спальню. Он стянул резинку с моих волос, а затем начал раздевать меня по одному предмету за раз. Когда я предстала перед ним обнаженной, он разделся сам и повел нас к кровати.
Обычно мне нравилось, когда он рассказывал мне обо всех грязных вещах, которые он хотел со мной сделать, но было что-то глубоко интимное в том, чтобы наши глаза, рты и руки говорили сами за себя. Маттео осыпал мое тело обожанием, целуя и поглаживая меня до тех пор, пока я не была уверена, что мой разум расколется от потребности. В этот момент он выровнял наши тела, его зеленые, как мох, глаза остановились на моих, и медленно вошел в меня. Без презерватива. Ничего между нами.
Ни стен, ни гнева.
Никаких семей или планов.
Только Мария и Маттео, открытые и обнаженные друг перед другом.
Он занимался любовью с моим телом и душой, говоря со мной так, что невозможно было игнорировать. Он сказал мне, что видит мою темноту и зазубренные шрамы — под мерзкими частями меня, которые я отчаянно хотела выкинуть — и он хочет меня всю. Красота того, кем я была, и сложность женщины, которую я показывала миру. Как будто уродливого там не было, а он видел только совершенную грацию.