– Я верю тебе. Ты заставляешь меня быть искренним рядом с тобой. Мне страшно. Но ты сказал, что если страшно, то это верный путь. Манну, я боюсь своих чувств. Я не привык к боли. Я не боюсь ответственности, как ты мог подумать. Я боюсь осознать, что даже здесь я чужой. Что, если они не примут меня? Я никогда не был рядом с теми, кого любил. Отец с матерью развелись, когда мне было три года. С пяти лет я учился и жил в школе для мальчиков. Я многое умею и многое знаю, но что, если ни моя кровь, ни мои знания не будут нужны народу Дроа? Что если для них я буду таким же случайным ребёнком, который однажды по воле Аллаха появился там, где его не ждали? Не хочу, чтобы меня любили и признавали по моей родословной. Даже ты… Не хочу, чтобы нас связывала кровь. Твоя дружба для меня крепче и сильнее зова крови! Мы не знали, что мы братья, когда стали друзьями. Да, узы крови сильны, но я верю, что мой дух сильнее кровной связи. Даже если я стану эмиром на один день, мне важно, чтобы был хоть один бенизаирец, признавший меня, как истинного правителя, а не как внука бывшего владыки. Теперь понимаешь, почему я не могу подчиниться законам какой–то там книги. Есть неписанные законы – законы моих принципов. Они для меня важнее всего на свете. Точно так же, как твоё происхождение. Ты – не бастард. Так сказали какие–то люди. Их слова ничто против воли Аллаха и моей веры в тебя. Ты – настоящий эмир Тафуда. И я уверен, что не было и не будет вождя мудрее и сильнее тебя. Этой земле нужен её сын. И я сделаю всё, если надо. Пойду даже на преступление, чтобы очистить имя твоей матери и вернуть тебе законные права. Прости, что невольно стал тем, кто усложнил и спутал твою судьбу. Прости, что занял твоё место. Прости, что отнёсся невнимательно к нашей дружбе, и что страхи оказались сильнее моих чувств к тебе. Поэтому я не приезжал. Я боялся, что если приеду, я больше никогда не выберусь отсюда. Теперь мне стыдно перед дедом. Страх перед ним так и не дал показать ему, что я его люблю. К сожалению, он уже не узнает о моих чувствах. Но я могу сказать о них тебе! Да, я скучал! Очень скучал. Никто не смог заменить мне тебя. И никто не сможет. Нет на свете друга преданнее, чем ты. Я горжусь нашей дружбой и сделаю всё, что от меня зависит, чтобы доказать тебе свои слова, как настоящий мужчина. Ману, я люблю тебя, – он крепко обнял друга.
Этой ночью гул песков не смолкал, заставляя Роберта вслушиваться в чарующую музыку песчаной флейты. После решения глобальной проблемы во дворце откуда–то появилась финиковая настойка и фруктовые вина. Ману, идя на поводу уговоров Роберта, снова поддался греху, следуя за беспечным другом. Точно так же, как и в далёком детстве.
– Почему ты не позволяешь себе немного вина после ужина? – довольный гость сделал несколько глотков и улыбнулся, отмечая скорую победу над судьбой.
В большой уютной приёмной Роберт и Ману лежали на подушках друг напротив друга. Гость всё–таки разрешил слугам нарядить себя после ванны в какой–то расписной халат из плотной ткани. В нём было удобно, а всё остальное сегодня оказалось не таким уж и важным.
Ману выбрал финиковую настойку. Возможно, он знал какой–то секрет, но с другом им не поделился. Роберт очень хотел, чтобы Ману напился и перестал вести себя, как один из нудных старейшин. Но, похоже, ни уговоры и ни выпивка не могли изменить характер строгого к себе араба.
– Алкоголь затуманивает разум, и человек становится безвольным, – пояснял Ману свой выбор. – Становится невозможно контролировать свои мысли, речь, поступки, и можно совершить ещё больший грех.
– Какой грех можно совершить от нескольких глотков вина?
– Осторожнее задавай вопросы, иначе Аллах тебе ответит, – как всегда таинственно отвечал настоящий хозяин пустыни.
Как бы то ни было, но под чутким руководством Роберта Ману позволил себе выпить и бокал фруктового вина. Сняв тяжесть с сердца и разобравшись с отягощающими делами, наследный принц окончательно расслабился и не ограничивал себя в простых, легкодоступных удовольствиях. Захмелев, будущий эмир стал разговорчивее и доверчивее. Ману со стыдом сознался себе, что ему посчастливилось, наконец, увидеть настоящие, непритворные эмоции друга. Как жаль, что на западе искренность просыпается под воздействием, а не по потребностям.
Рано утром в покои Роберта набежали слуги. Подготовка к инаугурации отняла несколько часов. Молодого человека готовили к новой должности, как женщину на свадьбу. Соблюдение всех традиций казалось Роберту лишними хлопотами. После нескольких часов этой бесполезной работы, будущий эмир смог сделать перерыв. Слуги заискивающе посматривали в сторону господина, пытаясь уловить довольный взгляд в отражениях огромных зеркал его покоев. В зеркале он не увидел себя. Облачившись в традиционное праздничное одеяние, Роберт стал похож на настоящего араба. Если бы не голубой цвет глаз, унаследованный от матери, мужчина с уверенностью сказал бы, что увидел в отражении своего отца. Белый платок (гутра) под толстым чёрным жгутом (игаль) украшал голову принца. Белоснежная длинная рубашка в пол (дишдаша) отличалась от той небесного цвета, которую вчера подарил ему Ману. Роберт вежливо поблагодарил друга, но отложил обновки, так и не примерив наряд. За пару дней гость востока успел сильно загореть, а белый цвет платья лишь сильнее подчеркивал его смуглые черты лица.