Внуку эмира не терпелось поскорее обсудить с Ману мучившие его всю дорогу вопросы о дальнейших планах старейшин, вознамерившихся, как и его дед когда–то, сделать из парня правителя земель Тафуда. Роберт был уверен, что друг пойдёт ему на встречу и найдёт способ, как его спасти несчастного принца от грядущей незавидной участи. Но каково было его удивление, когда сам Ману начал уговаривать друга остаться, смиряясь перед волей Аллаха.
– Ману, я здесь завою от тоски на третьи сутки. Пожалей меня! Придумай хоть что–нибудь, – выпрашивал Роберт, крутясь вокруг молодого мужчины, как коршун над добычей. Тот медленно ходил по большому парадному залу вокруг фонтана, раздумывая над услышанным. Где–то в сердце старого друга теплилась надежда, что ему всё же не придётся битый час уговаривать Роберта не отрекаться от имени, дарованного ему самим эмиром.
– Когда смотришь в себя, скучно быть не может. Душа человека непостижима. Так было задумано Аллахом. Поэтому мы продолжаем жить в бескрайней пустыне, и нам чуждо всё, что путает наши мысли и чувства. Ничто не должно отвлекать мужчину от бытия. Только в любви мы поддаёмся искушению и теряем голову. В объятьях женщин нам позволено постигнуть земной рай.
– Сейчас ты тоже думаешь о бытии? – недовольно подгонял его Роберт. Размышления о высоком – это, конечно же, интересное времяпровождение, но только после того, как решатся основополагающие вопросы жизни и смерти.
– Я слышу пренебрежение в твоём голосе.
– Прости. Просто я никак не могу понять, разве нельзя просто поговорить со старым другом и ненадолго забыть о душе, политике, религии? О чём ещё ты сейчас там думаешь?
– Я думаю, что новому эмиру нужно научиться терпению и правилам этикета. Ты понимаешь, какая огромная ответственность ложится на твои плечи?
– Я не хочу, чтобы эта ответственность придавила меня насмерть и сделала из меня пугало, которое ничего не решает, а так, только отпугивает соседних стервятников, чтобы те не посягали на вашу землю.
– Нашу.
– Ману. Ты как никто знаешь, что это – всего лишь прихоть деда. Меня никогда не признают здесь своим. Хоть сто лет просижу на троне, притворяясь эмиром, ни один бенизаирец не склонит передо мной головы, как перед моим дедом. Все будут молчать и вежливо кланяться, дожидаясь, когда подрастёт новый преемник. А после, не удивлюсь, если меня убьют свои же, чтобы освободить место истинному арабу. Я так понимаю, для меня уже и жену подготовили?
Ману уколол его подозрительным взглядом.
– Совет старейшин уже выбрали тебе невесту. Если в том мире ты уже женат, то ничего страшного. Мы внесём её в великую книгу судеб четвёртой или пятой женой.
– Что это за книга?
– По–вашему это что–то вроде досье. Туда записывают самые важные события, происходящие во время правления каждого из эмиров. Вот только женщина с запада не сможет быть первой женой.
– Потому что она неверная и принадлежит другому народу? Ты серьёзно? Ни одна девушка из моего мира не согласится на такие унизительные условия.
– Тогда проще развестись. Жена, которая не повинуется мужу – плебейка.
– Я не женат! И даже не собирался. Я только институт закончил, и мне всего двадцать три!
– Не пойму, в чём проблема? Мы с тобой одного возраста. У меня уже две жены и три сына.
– С ума сойти. То есть, поздравляю! Это здорово! Ты отец… – Роберт опустил взгляд в пол. Ему стало стыдно за себя и одновременно радостно за друга. – Трудно в это поверить.
– Мне трудно поверить, что мужчина отказывается от женщины. Поверь, женщину, которую выбрали тебе в жёны… – Ману чуть воздухом не подавился от восхищения. – Лучше во всём Тафуде не сыскать. Её растили и воспитывали для тебя. Сам эмир её благословил.
– Дело не в том, какая она замечательная, а в том, готов ли я к таким неслыханным сокровищам? Я не знаю, что с ними делать.
– Ты никогда не был с женщиной? – осторожно, с пониманием, великодушно спросил друг.
– Не говори глупостей! Я молод, но не евнух.
– Роберт, что тебя мучает?
– Я не хочу брать на себя такую ответственность.
Ману вздохнул и ненадолго задумался. Они стояли у большого красивого фонтана, оплетённого сочно–зелёными растениями, которым здесь было комфортно и свежо. Они вдоволь напитывались влагой и цвели, радуя хозяев огромного дворца своей красотой. Какие бы условия Ману ни предложил другу детства, тот никогда не согласится выполнять роль постамента в этих стенах. Даже если Ману бросит к его ногам все сокровища мира, Роберт будет непреклонен.
Его необыкновенно красивые голубые глаза не остужали сердце араба, как холодная горная вода, заигрывающая с опасными лучами солнца. Они не утоляли жажду. Наоборот, их пронзительно–холодный цвет до боли обжигал, впиваясь в кожу Ману, как тысячи ледяных осколков. Редкий человек мог выдержать на себе крепкий, как кофе, взгляд араба, при этом открыто бросая тому вызов. Отчаяние делало Роберта непоколебимым или его врождённое упрямство?