— У неё сейчас приступ эпилепсии начнётся, – Гилл хохочет, без всякого омерзения вымазывая пальцы в жидкости, состоящей из крови и белка.
Ричарду жаль.
Тело (Скарлетт наотрез отказывается воспринимать её как всё ещё живого человека) содрогается с большей силой, но вскоре выбивается: Вирджиния стихает. Всё, что у неё выходит – тихо всхлипывать.
— Знаешь… Я думаю, правый глаз тебе тоже больше не нужен.
Это – единственное, что Скарлетт может ощутить по-настоящему. В груди бьётся нечто доселе неизвестное: по телу разливается искренняя радость, чего она не испытывала прежде; что-то подлинное, совсем как у нормальных людей, когда они смеются и улыбаются без всякой фальши. Скарлетт чувствует её в каждой своей клетке, в каждом вдохе и даже на кромке зубов.
Совсем как у нормальных людей.
В неё будто бы встроили ряд недостающих деталей, что отвечали за чувства, которых Гилл была лишена с рождения. Для неё это, пожалуй, странно. Да, именно так.
Скарлетт пробивает и второе глазное яблоко, оставляя вместо него только кровоточивую рану; вдавливая скальпель, Гилл дрожит и сама – от чистого удовольствия, какого не получала прежде никогда.
Смеясь, она отстраняется от содрогающейся в рыданиях девушки. Довольно осматривает результат кропотливой работы: вместо смазливого личика – две зияющие дыры в черепе. Скарлетт потирает ярко-красные ладони.
— Посмотри, – тихо просит она, медленно фокусируя взгляд на Баркере.
Он лишь послушно встаёт.
— Тебе нравится?
Ему, конечно же, нравится: восхищение ложится бликами на синюю радужку, а губы (не забывает красить их в тёмно-сливовый даже когда готовится разорвать жертву на части) обнажают ряд зубов. Нравится, когда она рада, когда не плюётся ядом и не пытается выгрызть ему глотку; нравится, когда на кончиках пальцев искрится неподдельное счастье, нравится, когда она смотрит на него с упоением и искренностью во взгляде.
Правда, нравится – только у неё на руках чужая кровь, а на хирургическом ноже – остатки вытекшего глаза.
Рик давит своё отвращение, что к горлу подкатывает рвотными позывами. Бесшумно выдыхает, ощущая, как тоска пронзает внутренности. Чувствует, что то, что они делают – неправильно, что бесцельные убийства – верх жестокости, апогей глупости; чувствует, и всё ещё не может это остановить. Он, безусловно, виноват. Виноват и бессилен.
— Да, – Ричард лжёт, изображая удовлетворение искусно. Он лжёт, понимая, что Скарлетт это знает.
— Ты сделаешь кое-что… Для меня?
Её вопрос звучит, как утверждение с верхними нотами угрозы. Тишина, что пролегает между ними глубокими трещинами, взрывается мелодией звонка.
— Чёрт, – Скарлетт шипит, поспешно вытирая руки грязной тряпкой. Телефон вибрирует в заднем кармане её джинсов. Рик свободно выдыхает.
Марго.
— Какого хера ей нужно? – ругнулась Гилл, затем обернувшись на обесточенную девушку, уже начинавшую мычать. — Какого хера здесь вообще сеть ловит?
Закатывая глаза, Скарлетт принимает вызов:
— Да?
Голос подруги не самый чёткий; со связью, всё же, проблемы. За короткие полминуты она успевает произнести несколько сухих фраз. И всё бы хорошо, если бы не внезапный рёв позади.
(«блять»)
— Что это у тебя там? – в голосе Марго слышится недоумение.
Крик растёт.
— Телевизор, – отмахнулась Гилл, выходя за тяжёлую дверь.
— Воу, и когда ты начала его смотреть?
— Это фильм, – говорит она тоном уже более расслабленным. — У тебя всё?
— Эм… Да, наверное…
— Отлично, – снова ухмыляется Скарлетт, осматривая липкие руки, под ногтями которых скопилась кровь. После весёлого «ну, пока» она сбрасывает, возвращаясь в комнату. — Так… И на чём мы остановились?
— Зачем ты взяла трубку? – он снова стоит у стены, на Гилл не смотря. — Её могли услышать. Зачем вообще было брать с собой телефон?
Скарлетт идёт лёгкой поступью. Сегодня, похоже, она не собиралась отвечать ни на один из его вопросов; всё, что она сделала – подошла к столу, и, уперевшись в него руками, нависла над ослепшей жертвой. Скарлетт вновь подзывает его к себе.
— Ты сама её добить не можешь? – слабо сопротивляется Рик, уже предчувствуя просьбу. Она вздыхает.
Скарлетт, с плещущейся внутри эйфорией, берёт его руку в свою, поднося к лицу.
— Моя нежная-нежная фиалка, – полушёпотом с её языка; губами она прижимается к его пальцам, трётся щекой, сверкает улыбкой.
И у него, кажется, в горле сохнет.
— В этом нет ничего страшного, – проникновенно произносит Скарлетт, протягивая окровавленные кисти к нему. — Сделай это, – она вкладывает нож в руку Ричарда, не отводя взгляда, глаза в глаза. — Достань мне её сердце.
Кровь в его венах обращается льдом.
Он чувствует мокрый скальпель в одной руке, ладонь Гилл – в другой. Тяжело сглатывает, в попытке понять, что только что услышал.
— Достать… – Рик не в силах закончить; он бегло осматривает девушку, что больше неспособна заплакать, опять возвращаясь к Скарлетт, которая лишь утвердительно кивает. Улыбка на её лице никак не гаснет, и это, наверняка, одна из самых жутких вещей, встречавшихся ему в жизни.
— Да, Ричи, – она берёт его за подбородок, поворачивая на себя. — Ты ведь сделаешь это, правда?
Скарлетт смотрит на него долго.
Ричард поджимает губы, стискивая сталь крепче; внутри он сгорает: жгучая ненависть оседает пеплом на лёгких, забивая дыхательные пути. От злости у него вот-вот начнут скрежетать зубы, и на какую-то секунду ему даже кажется возможным убить её – вот так, вскрыть ей глотку, стереть всю кровь и избавиться от трупа любым удобным способом, покончить с этим раз и навсегда, наконец освободиться; выглядит вполне нормальным – уничтожить то, что уничтожает тебя. Завершить эту историю одним простым движением.
Только проблема: ему кажется, что Скарлетт Гилл попросту не может умереть.
Ему кажется, она восстанет из мёртвых, соберётся обратно почти по клеткам, вытащит нож из горла и пулю из виска, разорвёт удавку собственными руками; ему кажется, она бессмертна.
Ему кажется, что страх впервые ощущается настолько остро.
И он кивает.
Скарлетт улыбается ещё шире. Она, в сладком предвкушении, хлопает, смотря на Баркера выжидающе.
Худшая пытка.
Рик, желая разобраться с этим дерьмом как можно скорее, заносит скальпель над грудной клеткой. Он кусает губы, думая о том, что рыться внутри трупа голыми руками ему не слишком хочется.
(«не хочется до истерики»)
Пробирает лёгкая дрожь.
— Постой, – ровным тоном говорит он.
— М? – Гилл запускает пальцы в волосы уже не реагирующей девушки.
Перед тем, как сказать, Баркер трижды воспроизводит фразу в голове, почти пробует её на вкус, вгрызаясь в буквы; едва не кривится, но произносит вслух:
— Вначале перережь ей горло.
Скарлетт цепенеет.
— Что-что? – нервно смеясь, уточняет она.
— Перережь ей горло, – повторяет Ричард. — Я не могу так поступить.
— Нет, Ричи, – он видит, как от внезапно вспыхнувшей ярости она вонзает ногти в кожу ладоней.
— Это невыносимо больно, понимаешь?
— Ты можешь и ты будешь, – она скалит зубы в ответ.
— Я не сделаю этого, пока ты…
— Сделаешь, – рычит Гилл, дыша глубоко и часто. К её лицу, что начинает кривиться, приливает кровь.
Почему он не может просто убить её?