С:
и что же он со мной сделает?
— Я? – взвизгнула та. — Зануда?
— Ты, – Марго скрестила руки на груди. — Зануда.
— Я просто смотрю правде в лицо, окей? – она изогнула бровь. — Подобные вещи – не то, над чем стоит шутить. Я так думаю.
— За-ну-да.
Р.:
не знаю, у него сегодня хорошее настроение, поэтому пиздить точно не будет. прямо сейчас он бы куда-нибудь смотался
С:
например?
Р:
порт кэмпбелл
С:
господи. ты безнадёжен
— Эй, – Марго машет рукой прямо перед лицом, и её, совершенно логично и оправданно, хочется ударить. — Скарлетт, блять!
— Да? – Гилл поднимает голову, откладывая телефон.
— С кем ты там общаешься? – презрительно фыркает Бейсингер. — Кто-то поинтереснее нас?
— Может быть, – она допивает остатки коктейля.
— Дружбу на парней не меняют, дорогая.
И экран вновь загорается.
Р.:
если через час тебя не будет…
— А я и не меняла, – на губах играет ухмылка. — Все романтические отношения – временные, все особи противоположного пола – ограниченные в умственных способностях и зачастую движимые первобытными инстинктами. Всё в силе, видишь? – улыбается Гилл, бросая вещи в рюкзак.
Блэр, уже который раз, вздыхает:
— Заседание клуба мужененавистниц объявляю законченным. Куда ты?
— Дела не ждут, – повела плечом она, погасив экран. — Не всё же время об убийцах размышлять, верно?
— Всё-таки променяла, – слышится голос Марго позади.
За два часа езды по Великой океанской дороге затечь успевают едва ли не все конечности.
— Не хочу говорить, что у меня уже болит задница, но именно это я и скажу, – произносит она, вылезая из машины и захлопывая дверь.
— Не хочу говорить, что тебе ничего никогда не нравится, но именно это я и скажу, – Ричард улыбается,
(«совсем как придурок»)
выходя вслед за ней.
Порывы ветра начинают бить в лицо; шум волн, разбивающихся об известняковые скалы, приглушает звуки.
— Неправда же, – вздыхает Скарлетт, застёгивая пуговицы зелёного бомбера. Холод проникает в самые кости. — Прекрати, пожалуйста, позиционировать меня неугомонной ворчуньей.
Баркер в ответ лишь пожимает плечами, кивая в сторону ветхого деревянного моста. Гилл, щурясь от сильных потоков воздуха, идёт по неровной тропинке, по бокам от которой буйствует флора. Скарлетт осматривает острые скалы, верхушками врезающиеся в ночное небо.
— Почему именно Порт Кэмпбелл? – спрашивает она, обводя взглядом мелалеуку – вечнозелёное чайное дерево, листья которого хранят запах камфоры.
— Зимой тут южные киты проплывают, – Рик не оборачивается, глазами что-то выискивая.
— Ты в половину одиннадцатого захотел посмотреть на южных китов? – вздёрнула бровь она.
— Почему нет?
Гилл, поднимая голову вверх, останавливается, когда замечает чёрную птицу, пересекающую небо.
— И вправду.
— Это буревестник, – объясняет Ричард, ухмыляясь. — Тонкоклювый.
— Со всеми обитателями побережья уже знаком? – её взгляд вновь падает на скальные образования, после спускаясь к пляжу, где у бледно-жёлтого песка воды океана рассыпаются пеной.
Они выходят на огороженную дорожку, минуя заросли ромашки. Прибой шумит в ушах.
— Я часто сюда приезжаю, – говорит он, добравшись до деревянной изгороди; с этой точки открывался вид на живописный пейзаж, в том числе – на известняковые Двенадцать Апостолов (которых, на самом деле, всего восемь), ставшие природным памятником. — Ночью, в основном.
— Потому что днём здесь о-очень много раздражающих туристов, – протягивает Скарлетт, локтями упираясь в перила.
— А я просто терпеть не могу янки, – грустно улыбнулся Рик, подпирая подбородок рукой.
— Ты как-то не подходишь под стандарты стереотипного оззи.
— Потому что я – уникальный.
— Единственный в своём роде и неповторимый? – она тянет губы в улыбке.
— Ты чертовски права, – кивает Рик; с его волосами играет ветер, заставляя лезть в глаза.
— А я уже думала, ты решил держаться от меня подальше, – резко напоминает она, разрушая сладкую идиллию. Баркер поджимает губы, смещая фокус на тёмно-синий небосвод, где линия океана образует горизонт.
— Решил, – кивает.
— Но у тебя не вышло? – скептически вскидывает брови.
Ричард пальцами постукивает по щеке, смотря на Скарлетт из-под опущенных ресниц. Взгляд тягучий, словно мёд; взгляд, сопровождающийся долгим молчанием.
И он, конечно, не признаётся – ни ей, ни даже самому себе. Признание равнозначно проигрышу. Он, конечно, будет молчать.
— Ты плохо на меня влияешь, – наконец вымолвил Баркер, глазами смеряя утёс.
Скарлетт непонимающе хмурится:
— И как же?
Рик горько вздыхает:
— Мне перестали сниться кошмары.
Гилл засмеялась.
— Что здесь плохого? Это ведь наоборот хорошо, нет?
— Нет, – цокнул языком он. — Мне, в какой-то мере, полезно пострадать, не знаю, поймёшь ли ты.
На балку садится крошечная птица. Ей она напоминает воробья.
— Для меня, страдания – неотъемлемая часть искусства. Ты точно должна была слышать все эти дурацкие слоганы, в духе: «Выбирай искусство, а не насилие», «Занимайся любовью, а не войной» и им подобные, – Рик вытягивает руку вперёд, протягивая кисть к птице, чьи перья на голове и шее окрашены синим, чёрным и голубым. — И это – чистой воды лицемерие. Знаешь, почему?
Скарлетт неотрывно следит за птицей, запрыгивающей на палец Ричарда.
— Потому что искусство – насилие над собой.
Его слова звенят в голове; в них, кажется, что-то есть.
— Поэты всегда больны депрессией, художники отрезают себе мочки уха, музыканты борются с наркоманией, а писатели отрывают от сердец свои обсессии и вкладывают их в строки, – Рик подносит птицу ближе к лицу, чтоб рассмотреть её очертания в размытой темноте. — По-другому не бывает.
На лице мелькает неубедительная улыбка.
— Я чувствую себя чем-то вроде инвалида, когда понимаю, что все мои источники вдохновения абсолютно извращены, – Скарлетт вспоминает полное название – прекрасный расписной малюр. — Люди находят восхитительное в мелочах, вроде… Полевых цветов? Не уверен даже. В чём-то очень незначительном и хрупком, в то время как мне для вдохновения нужно причинить боль. Я, чёрт, будто бы мёртвые цветы поливаю.
Малюр взлетает, роняя маленькое перо. Гилл набирает полные лёгкие холодного океанического воздуха.
— Мне от этого досадно.
— Хочешь, чтоб я тебя пожалела? – усмехается она. Рик мгновением скривился.
— Нет ничего хуже жалости. Чувство вины, разве что, – он разглядывает свои руки.
— Вина сама по себе бесполезна, – пожала плечами та. — В ней нет смысла.
— Чувство вины показывает, что у тебя есть совесть.
— И совесть бесполезна, – очередной кивок. — Всё, что она делает – держит тебя в рамках. Ничего больше.
— Я, наверное, мог бы поспорить, – начал Баркер, наклоняясь к зелёному кусту, – но не буду.
— Что ты там делаешь? – спрашивает Гилл немного громче; ещё одна волна разбивается об скалы.
Ричард срывает цветок с белыми лепестками. Выпрямляется.
Подойдя ближе, он касается волос Скарлетт; Рик, немного покрутив маргаритку в руках, бережно заправляет цветок за её ухо.
— Это должно было выглядеть романтично? – она сдерживает смех, ощущая тонкий стебель.
— Неа.
— Но выглядит именно так.
Он, конечно, никому не расскажет, что видит в ней свою Галатею из слоновой кости.
— Заткнись.
Комментарий к XVIII: ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ
если кто не знает, в австралии американцев называют янки, да