— Помнишь, из какого дерьма ты меня вытаскивал? – терпеливо выдыхает он, будто разжёвывает элементарные вещи непонятливому ребёнку.
— И теперь тебе кажется, что ты у меня в долгу. Ха-ха, пиздец, – огрызнулся Баркер, доставая вторую сигарету из пачки. Если бы Скарлетт только могла видеть. — Ты ничего мне не должен.
(«она бы затолкнула мне её прямо в глотку»)
— Нет. Хотя… Блять, может и да. Я не могу не обращать внимания на твои пиздострадания, потому что мы друзья. А друзья друг другу помогают.
— Мне не нужна помощь, – он подрывается с места. — Ценю твои старания и всё такое, но если я правда захочу закопать себя, ты с этим ничего не сделаешь. Прости.
Спасение утопающего – дело рук самого утопающего, так ведь?
От того, что она изредка говорит, у него трещит голова. В воздухе холодеет. Они снова вдали ото всех.
— Заболеешь, – мрачно говорит он, когда она снимает обувь и подкатывает свободные джинсы, ногами собираясь коснуться воды.
— Я закалённая, – ухмыляется Скарлетт, вытягивая руку вперёд. Рик берёт осторожно.
Изменения пугают. Он, по идее, должен радоваться: за последние несколько недель не случилось ничего вопиющего, Гилл продолжает косить под нормальную. Перевоплощение коснулось даже её внешнего вида. Ранее выглядящая ярко, словно сам солнечный луч, Скарлетт подстраивается под его стиль: шкафы ломятся от шмоток оверсайз (время от времени она носит его футболки, иногда – отбирает любимую цепь), а яркие цвета вроде красного, жёлтого и оранжевого исчезают и вовсе. Знать бы ещё, кто на кого влияет.
— Всё в порядке? – Скарлетт изображает картинную обеспокоенность. И не придраться. — Выглядишь…
— Ужасно? – он ухмыляется с привкусом горечи на сухом языке. — Спасибо, я знаю.
— Я не это хотела сказать, – Гилл возмущённо скривилась.
Рик пожимает плечами:
— Устал. Всего лишь.
Она опускает взгляд к волнам, что тихо плещутся, мягко отражая лунный свет.
— Я не против уйти.
Баркер начинает таять. Осознавать это несколько неприятно. Никогда, вроде бы, не поддавался на чужие проявления заботы (якобы), а сейчас, чувствуя, как ложь липнет к коже, улыбается. С привычной нотой досады.
— Зато я против, – Ричард потирает веки, затем зевая.
— Ты скоро стоя уснёшь.
Шум воды действует умиротворяюще.
— А ты околеешь. Вылезай, я тебе чай с таблетками подносить потом не буду.
— О, да ладно? – прыснула она.
Скарлетт долго не препирается. Похоже, сегодня решила побыть уступчивой.
— О чём говорили с Элиасом? – Гилл интересуется как бы невзначай, только Рик знает, что она что-то подозревает.
— Да так, – он борется с желанием достать новую сигарету из пачки, но вместо этого находит зажигалку, начиная с ней играть. — Ничего особенного.
— Я ему не нравлюсь, – Скарлетт тянет губы в улыбке, от которой становится не по себе. Опускает голову.
— Тебя это задевает?
Рик продолжает щёлкать зажигалкой, поднимая голову к небу. Скоро пойдёт дождь.
— Не то что бы… Это ведь он тебе всякое дерьмо поставляет, да?
Гилл поднимает глаза на него.
— Какая разница, если я больше не собираюсь ничего употреблять?
— А трава?
— Трава не в счёт. Трава – святое.
Скарлетт задумчиво хмыкнула.
— Вас только это связывает, или…
— Господи, – поморщился Баркер. — Не говори только, что ревнуешь, я этого не переживу.
Она продолжает идти с опущенной головой, крепче кутаясь в куртку. Порывы ветра бьют сильнее.
— Нет, просто… Интересуюсь.
— Интересуешься, – зачем-то повторил он.
— Охуенно, наверное, с дилером дружить, – буркнула та себе под нос.
— Наша дружба, считай, прошла сквозь воду, огонь, медные трубы и пару килограммов кокса, – Рик подбрасывает зажигалку в воздух, не боясь выпустить.
— И школьную скамью?
— Ну, и это тоже. Тебя что-то из этого беспокоит?
На подсознательном он понимает, к чему этот разговор может привести (и, скорее всего, приведёт). Прикидывает всевозможные исходы, облизывая пересохшие губы. Удивляется, когда предполагаемое не происходит: Скарлетт быстро отходит от темы, ничего у него не выпытывая, спокойно говорит о том, что никак не перестанет раздражать (Рик в очередной раз закрывает глаза на её притворные попытки работы над собой). Но у него, почему-то, открывается второе дыхание и желание разжечь конфликт, так несправедливо втоптанный в землю лживой добродетели.
— Это всё выглядит так, будто ты пытаешься меня контролировать, – фыркнул он, разжимая пальцы, почти выдёргивая свою руку из её. Она, конечно, не теряет самообладания.
— Что? – смешок. — Что ты имеешь в виду?
— Ты, наверное, хотела спросить, что я имею против и имею ли?
Слишком слабо сопротивляешься, Баркер, аж чересчур. Лежишь на гильотине и улыбаешься от уха до уха, надеясь остаться победителем даже после того, как расстанешься с башкой. Здорово.
— Рик, о чём ты? – скривилась та, останавливаясь.
— Спрашиваешь, с кем и о чём разговариваю, – он начинает перечислять, щёлкая зажигалкой. — Пытаешься запрещать курить. Следишь за мной, когда мы где-то порознь. Это, по-твоему, не попытка в контроль?
Только вы и порознь почти не бываете.
(«она – это я, и я – это она»)
— Что? – вновь переспрашивает Скарлетт с видом таким, словно ей послышалось. — Нет, это не… Чёрт, нет, я…
И его страх, въевшийся в самые альвеолы, сегодня ослабевает.
— Давай, жду ещё одно оправдание твоим ничем не мотивированным поступкам.
Ему казалось, если он скажет это вслух, она попросту отрежет ему язык. Руки пробивает мелкая дрожь.
(«ничего страшного не случилось, верно?»)
— Послушай, я знаю, как это выглядит, – Гилл проговаривает слова эмоционально, будто заученный текст. — Но, блять, мне правда не всё равно. Веришь?
Ха-ха, конечно нет.
— Я не могу тебя контролировать, – голос становится тише. Как это обычно бывает в подобные моменты: проникает в самый череп, запуская дымку в голову. Струится по горлу тропической сладостью, только сегодня ощущается грязью на языке. — Никто не может тебя контролировать. Ты в праве распоряжаться собой сам, да? Я не могу повлиять на тебя или поменять восприятие.
Слова Элиаса отбивают свой ритм по кости. Не открывают глаза, но придают уверенности. Развязывают язык.
— Поэтому говорить такое – глупо. Я не запрещаю тебе курить или что-то вроде, господи, конечно нет, – Скарлетт нервно смеётся, мастерски подделывая каждое движение мышц на миловидном личике. — Я прошу. Всего лишь.
Метает убийственные, полные осуждения и угрозы взгляды, когда его пальцы касаются пачки, молча и подолгу смотрит, но всего лишь просит. Удивительно.
— Я не пытаюсь контролировать твои взаимоотношения с другими, я на такое банально неспособна. Ты ведь сам поддаёшься, верно?
Сам. Сам. Сам поддаёшься и сам виноват. Естественно.
— Ты сам идёшь на уступки и соглашаешься на то, что я прошу и предлагаю.
(«ты вынуждаешь меня ты вынуждаешь меня ты пугаешь меня»)
— А прошу и предлагаю я потому, что мне не всё равно и мне есть дело до того, как и чем ты себя убиваешь.
На амбразуру.
Скарлетт, с прежним выражением обеспокоенности на лице, делает шаг вперёд. Голос может литься тёплым животрепещущим ручьём, но в её глазах айсберги рушат судна его рассудительности.
— Я знаю, как это звучит и что ты ищешь в моих словах негативно окрашенный подтекст, но это не так, – вздохнула она, снова приблизившись, касаясь той руки, которую он вырвал.
— Всё не так, – не без иронии отмечает Рик. — Я просто больной, мне всё это кажется. Завтра запишусь к психиатру. Паранойя обострилась.