Паша отстранился и с тревогой посмотрел на меня.
– Кристи, что случилось? – мягко спросил он, а я сходила с ума от быстро колотившегося сердца.
На глазах выступили слезы.
– Я была с другим. – кратко озвучила я и замолчала затаив дыхание. Казалось даже, что сейчас сознание потеряю.
Паша молчал. Я ждала, что он оттолкнет меня, тёплый взгляд сменится разочарованием. Я ждала, что он возненавидит меня так же сильно, как я ненавидела его.
Но он просто смотрел мне в глаза, на губах теплилась та же улыбка.
Я думала, что уже умерла.
– Кристи, - в конце концов заговорил он, крепче прижимая к себе, чтобы вдруг я снова не сбежала. – Будь ты моей женой или девушкой, то это признание, все бы разрушило. – Начал он спокойно, даже утешающе. По моим щекам сбежали колючие слезы. – Но я не смогу тебя так называть, потому что иначе тебя заберут, а этого я не вынесу. Ты дала мне только одну клятву: что о нас никто не узнает, что ты вернёшься ко мне. И ты эту клятву сдержала. Мне плевать где, с кем сколько раз у тебя было или будет за пределами этого офиса. У меня нет права тебе указывать и даже ревновать. Ведь если ты возвращаешься ко мне, я уже счастлив.
Я забыла, как дышать.
– Паша, я… – начала тихо, почти с мольбой, но положил палец на мои губы.
– Тссс… Не говори. Я знаю.
Него пальцы нежно стёрли влажные дорожки, а после он вновь накрыл меня трепетным поцелуем, от которого все внутри оживало и холод прошлой ночи отступал. Он был моей опорой, моей стеной, моей крепость. Рухнет он - и я паду следом за ним.
Сначала его губы касались тихо, вопрошающе. Я чувствовала, как бьётся его сердце. Его руки обволакивали меня в сладкий плен, в котором хотелось утонуть. И я тонула. Углубляя поцелуй языком и садясь на него сверху, с губ слетел сладостный стон, когда между ног сквозь плотную ткань ощутила его упругую плоть.
Его сильные крепкие ладони сжимали мою грудь и скользили по талии. Между поцелуями его рубашка упала на диван, а моё платье улетело куда-то на пол. Осталось только тонкое белье, внезапно показавшееся неприступным барьером, который мешал нам.
Воздух в комнате стал густым, наполненным запахом его парфюма и возбуждением. Он приподнял меня, как перышко, укладывая на мягкую кожу дивана, и его тело прижалось ко мне всем весом — тяжелым, реальным, вытесняющим из памяти призраков. Я впилась пальцами в его плечи, чувствуя под кожей упругие мышцы, и закинула голову, когда его губы спустились с моих губ на шею.
Его поцелуи, горячие и влажные, поползли ниже, обжигая ключицу, плывя к груди. Он снял с меня лифчик одним ловким движением, и его ладонь накрыла грудь, жесткая и требовательная. Боль от сжатия перемешалась с волной сладкого огня, уходящего глубоко в низ живота. Я застонала, выгибаясь навстречу, теряя остатки контроля.
Его рот нашел сосок, и мир сузился до этого пятна боли и наслаждения. Он водил по нему кончиком языка, заставляя мое тело содрогаться в такт каждому прикосновению, а потом втянул в себя, жадно и глубоко. Во рту пересохло, в висках стучало. Я запустила пальцы в его волосы, не в силах решить — притянуть его еще ближе или оттолкнуть, потому что ощущения становились невыносимыми острыми.
Его рука тем временем скользнула по моему животу, преодолела край трусиков и уперлась ладонью в лобок. Я замерла, перестав дышать. Внутри все сжалось в тугой, трепещущий комок ожидания. Он не спешил, его пальцы лишь водили по нежной коже внутренней стороны бедра, дразня, доводя до безумия.
– Паша… – прошептала я, и мой голос прозвучал чужим, разбитым.
Он поднял на меня взгляд. Его глаза потемнели, стали почти черными, а зрачки расширились, поглотив радужку. В них не было ни капли привычной мягкости — только чистая, необузданная мужская жажда. И в этом взгляде я, наконец, почувствовала себя не грязной, не использованной, а желанной. Единственной.
– Я здесь, – его голос прозвучал низко и хрипло. – Я с тобой.
И его палец, наконец, нашел меня. Точнее, нашел ту влажную, пульсирующую точку, что сводила меня с ума. Он вошел в меня медленно, преодолевая сопротивление, заполняя пустоту. Я вскрикнула, и это был звук облегчения и триумфа. Холод, въевшийся в кости, наконец отступил, сожженный изнутри жаром его тела.