Я рассмеялся, поднялся с асфальта и помог другу встать на ноги.
***
Тогда я и вправду поверил, что всё это выдумка. Но кто-то в ту ночь ждал нас по ту сторону двери. Возможно, это действительно был монстр, от которого пытался защитить нас Паша своими правилами, а может, кто-то вполне живой, которого мы с Киром разозлили.
Последний этаж первого подъезда. Квартира слева. Та же запертая дверь, ведущая в самую дальнюю комнату. Новая, без пыли и повреждений, как будто только что установили. Было ощущение, что кто-то смотрит мне в затылок, намереваясь просверлить там дыру.
Руки тряслись. Никто точно не сказал мне, что нужно делать. Но этого и не требовалось. Надо просто открыть эту чёртову дверь. И я открыл…
Тихий скрип прокатился по опустевшему этажу. Послышались едва слышимые мычания и барахтания.
В комнате, залитой лунным светом, я чётко видел силуэт человека. Это была девушка. Хрупкая, со всеми свойственными ей чертами. Я совру, если скажу, что не испугался. Нет, я хотел бежать, как тогда, без оглядки, оставив даже мотоцикл и эту девушку. Хотел, но на этот раз медленно переступил порог комнаты. Девушка начала в панике барахтаться сильнее. Я даже различил всхлипы отчаяния.
Тут моё сердце дрогнуло, и я подбежал к ней. В тусклом свете луны я узнал Лену — девчонку с красивым каре и большими голубыми глазами.
— Тише, Лена, это я… — сказал я шёпотом, заключив её в объятия. Лена расплакалась ещё сильнее, прижавшись ко мне. Руки и ноги были связаны, а во рту был кляп — тугой, с бурыми пятнами у уголков губ.
Собравшись с силами, я развязал тугие верёвки так быстро, как мог. Казалось, что минуты превратились в долгие мучительные часы. Последним я вынул кляп из её рта, медленно, боясь увидеть худшее, но мне повезло: кровь Лены не принадлежала. На девушке не было видимых повреждений. Тот, кто её связал, прекрасно понимал, что синяки будут стоить слишком дорого.
Лена начала кашлять громко и надрывисто, а затем из её рта со звоном на голый пол комнаты выпала монета.
Эту монету я узнаю из тысячи. Это та самая монета, которая лежала в куче в мешочке. Крокодильи слёзы побежали по моим щекам от одной только мысли, что это тот самый маньяк, с которым мне незримо довелось иметь дело год назад. Я поднял эту монету, скорее в трансе, чем осознанно.
— Влад, — тонким голосом на грани истерики произнесла Лена, вцепившись в мою ладонь с этой монетой.
Я молча поднял на неё взгляд.
— Бежим, — взмолилась она шёпотом.
В подтверждение её слов по этажу раздались громкие шаркающие шаги. Как мы убегали, держа друг друга за руки, — не помню. Монету я тоже не бросил. Дурак. Лучше бы вовсе её не трогал.
Улица встретила нас прохладным ветром и светом фонарей. Мы дышали в унисон, опасливо косясь во тьму подъезда, из которого никто не выходил. Телефон в кармане джинсов завибрировал. Громко и настойчиво. Такое бывает, когда сообщения приходят подряд одно за другим.
«Поздравляю, Храбрец!»
«А теперь сможете ли вы от меня убежать и спрятаться?»
Засунув телефон в карман, я рванул к мотоциклу. Лена, не задавая глупых вопросов и беззвучно рыдая, двинулась за мной.
— Ну же, миленький… — взмолился я в отчаянии, проворачивая ключ зажигания. Мотор зарычал, и я выдохнул с облегчением. На миг появилось чувство, что этот урод, кем бы он ни был, мог перерезать провода или испортить мотоцикл.
Отдав свой шлем Лене, я уселся на место водителя. Лена крепко обняла меня. Из-за кустов возле поворота загорелись фары, ослепляя меня. Не медля от страха, я ударил по газам, чувствуя, как мотор ревёт позади. Страшно было, если он нас догонит. Я рванул в район малосемейки, искренне радуясь, что здесь полно узких улочек между жилыми домами. Я петлял, проносясь почти по всему району, пока не вырулил на главную улицу города, выжимая всё из своего железного друга.
Иногда краем глаза я замечал позади себя свет холодных дальних фар. Он сигналил нам, будто издевался — урод. Но во мне словно проснулось второе дыхание. Не знаю, сколько я петлял, но почти к рассвету мы, к счастью, без погони заехали во двор к девушке. Я остановился возле её подъезда и сам едва не упал на асфальт. Всё тело гудело, а сердце тревожно билось в груди. А ведь могло уже не биться…