Но останавливаться не было времени. Квартира Димона (иначе я его просто не знала) к счастью находилась недалеко от офиса и общежития.
Окна в домах уже потемнели, выдавая самых стойких, кто ещё не лег в кровать. Нас встретила старая хрущёвка, расположенная глубоко во дворах, с потухшими фонарями. Всего три подъезда и пять этажей. Андрей привел меня в центральный, и мы поднялись на третий этаж. К моему удивлению, подъезд оказался чистым и даже без посторонних запахов. Свет загорелся, как только мы ступили на этаж. Стены были свежевыкрашенными в белый и синий цвет, на подоконниках каждого этажа висели советские тюли, а также стояли горшки с фиалками и алоэ. Никаких бычков, пепельниц и запаха дёгтя. Разве так бывает в старых домах?
С другой стороны, откуда мне знать, если приходится гулять только по самым неблагополучным местам, следуя за тенями к месту их гибели, чтобы поглотить.
Дверь его друга была старой, как сам дом, обитой мягкой бордовой тканью. Звонка рядом не оказалось. Мы прислушались, и лишь едва слышно доносился звук телевизора.
Мы с Андреем переглянулись, и я кивнула ему в сторону двери, намекая, чтобы он сам постучал. Он начал стучать.
— Парни, откройте! — громко проговорил он, но мягкая обивка поглощала основную силу удара. — Разговор есть. — Он повысил голос и снова начал стучать. Ответом была тишина.
— Может, спят или ушли? — тихо спросила я, скептически изогнув бровь.
— В общаге Виталя так и не появлялся, — пожал он плечами. — И я точно знаю, что его видел.
— Там внутри есть щеколда? — уточнила я. Прокопьев задумался, потом мотнул головой.
— Была, но еще в том году Димон ее снес, когда дверь захлопнулась изнутри. С тех пор дверь просто закрывается на ключ.
— Отлично! — обрадовалась я, доставая набор отмычек из рюкзака. — Прикрой меня, а то ночь в КПЗ не очень хочется проводить.
— Ты еще и домушница, — не удержался Прокопьев от своего очередного едкого комментария в мою сторону.
Я вытащила маленький фонарик и зажала его в зубах, внимательно осматривая замочную скважину. Замок выглядел немного расшатанным и потертым. Что ж, это даже к лучшему — главное, чтобы не заклинило. В моем арсенале были плоский козел и крюк. Я аккуратно вставила отмычки в скважину, и от напряжения на мгновение перестала дышать. Начала нажимать на механизм, чувствуя штифты внутри. Услышав тихий щелчок замка, я с облегчением выдохнула и осторожно открыла дверь на себя.
Свет в коридоре был выключен. Путь освещал только мой маленький фонарик. Мы вошли в квартиру, прикрыв за собой дверь, и огляделись. В комнате так же гудел телевизор.
— Виталя, Димон! — окликнул своих друзей Андрей, но его голос странно отразился эхом в помещении, как не должно быть в маленькой жилой квартире. — Пацаны, вы тут?
Ответом была тишина.
Я попыталась включить свет, но лампочка ярко вспыхнула над нашими головами и взорвалась, сыплясь на нас затухающими искрами, смешиваясь с мелкими осколками. Мы напряглись, но всё же вошли в комнату. Кроме телевизора, расправленного дивана и пустых бутылок пива, ничего не оказалось. На кухне было чисто, громко гудел холодильник, а тусклый свет лишь подчеркивал старый бабушкин ремонт. Каждый наш шаг звучал как будто в эхо, словно в квартире, кроме стен, не было ничего живого. Внутри закрадывалось нехорошее предчувствие; хотелось поскорее убраться отсюда.
Никого не оказалось ни в ванной, ни в туалете.
— Ладно, пошли отсюда. На улице их подождем, — недовольно пробубнила я и попыталась открыть дверь. Но та не поддалась, ни с первого раза, ни с десятого.
— Андрей, попробуй ты, — попросила я, чувствуя, как напряжение нарастает.
Прокопьев дернул дверь на себя со всей силы: раз, два, три. Я была уверена, что даже если бы нас заперли на ключ снаружи, Андрей, со своей богатырской силой, мог бы выдрать замок с корнем. Но здесь дверь казалась как будто припаянной.
— Не понял, это еще что за херня!? — уже не стесняясь, закричал Андрей, все больше вкладывая сил в свои движения, словно еще чуть-чуть, и он вывихнет себе плечо.