Затем шёл день «Бабьего Кута». Бабам запрещалось играть и развлекаться, потому что чествовалось, для каждой бабы, святое — кут. Проводились ритуалы, на оберег своего жилища от всякой напасти. В этот день, ни одна хозяйка не выходила за порог дома, а с утра мела полы. Из собранных зёрен толкла муку, из которой пекла один единственный блин. Всё это полагалось сделать в полной тишине. Блин съедала ни с кем не делясь, при этом загадывая желание, которое непременно сбывалось.
Беременные изготавливали и заговаривали обереги, которые должны были служить помощью при родах. Также, в эти дни, для них варилась постная каша. Детей, особенно тщательно полагалось оберегать заговорами и заботой. Пока матери занимались кутом, молодняк продолжал проводить время на посиделках, что начались ещё со Святок. Шла гадальная седмица.
Седмица, кроме всего прочего, считалась хранительницей скота, поэтому проводили ритуалы по защите от падежа и хищных зверей, в первую очередь от волков. Пока бабы домами занимались, мужики устраивали братчины, на которых непременно подавали мясные блюда. Мяса было в изобилии, шёл Мясоед, время так называлось.
Кроме того, устраивалась специальная ритуальная охота на кабана. Ходили мужики всем скопом. Убитого вепря на рогатинах носили по всему селению. Торжественное шествие, превращалось в массовую демонстрацию. Готовили сообща и каждому полагался кусочек.
Но самым главным, изначальным праздником этой седмицы, считались праздники в честь Вала Великого, Ледяного, да Морозного. Вот на Валовы то дни и пришла в светёлку Райс Матёрая, по прозвищу Любовь. Села на лавку, не говоря ни слова и как бы извиняясь, улыбнулась, смотря на переставшую расчёсываться девку.
Рыжая сразу поняла, что её ждёт. Белобрысая чётко заявила, ещё осенью, что следующий круг, начнётся именно на Валовы дни, а Апити, как выяснилось, всегда предсказывала истинное и никогда не ошибалась, поэтому Райс была к этому готова.
Ещё с того раза, как царская дочь прошла шестой круг, отношения к Матёрым, у обоих девок поменялось. Действительно, повзрослевшие, они изменили своё поведение к вековухам и всю осень и зиму мучили седовласых хранительниц Терема своими расспросами, до состояния «выеденной плеши», как одна из них выразилась.
Про седьмой круг девки выпытали всё, что могли, но «прелесть» его была, как раз в том, что двух одинаковых прохождений, на памяти Матёрых, никогда не было. Тем этот круг от остальных и отличался, что был непредсказуем.
Поведали они о том, как сами проходили, притом, воспоминания вылились в дружную бабью попойку на всю ночь. Рассказали про разные случаи с другими, проходящими испытания, притом были и печальные, трагические и таких, как выяснилось, было предостаточно, но Матёрые, тут же заверили перепуганных девок, что, мол, они верят и в Райс, и в Апити, что те этот круг пройдут, ибо достойны.
Рассказала Любовь и о прохождении этого круга Тиорантой, мамой Райс. Конечно, она рассказала, что знала, вернее, что ещё будущая, тогда, царица поведала, а о чём умолчала, того Любовь не знала, а додумывать не хотела. В общем, Райс, в душе была готова и примерно представляла себе, что её ожидает, но также настраиваясь на то, что у неё будет всё по-другому, не так, как у остальных.
На дворе было морозно, поэтому путешественницы оделись тепло, так как Любовь заявила, что путь не близок, и на все расспросы, «куда идём?», так до самого достижения цели путешествия, сохраняла тайну. Взвалили на плечи, при помощи девченят терема, по тяжеленому мешку и попрощавшись со всеми, кто провожал, двинулись, но не в лес, а по дороге, в обратную сторону.
Пройдя очередной лесок, попавшийся на их пути, насквозь, Любовь свернула в степь и они, проваливаясь в сугробы, местами по пояс, двинулись по нетронутой снежной пустыне, в направлении, известном только Матёрой.
Шли достаточно долго. Стало темнеть. Райс запыхавшись и уже взмокнув под тулупом, шагала за вековухой, которая, казалось, не знала усталости, и не о чём не спрашивала, хотя так и подмывало узнать, долго ли им ещё снег буравить.
Наконец, Матёрая резко остановилась и огляделась вокруг. Райс тоже встала и утерев вспотевшее лицо варежкой, за озиралась по сторонам, с удивлением отметив, что не заметила, как они вскарабкались на высоченный холм, на вершине которого, теперь стояли и оглядывали темнеющие просторы, раскинувшиеся во все стороны.