Так, убеждая себя, спустилась к костру, всё ещё находясь в полной прострации, встала перед спящей вековухой и замерла, твёрдо решив так стоять, пока Матёрая не проснётся.
Ждать пришлось не долго. Дикий вскрик и бросок вековухи в сторону, спросонок, заодно, вывел из дрёмы и саму девку, которая тут же встрепенулась, как бы просыпаясь, от какого-то странного сна и в отличии от вскочившей на ноги бабы, рухнула задницей в снег. Наступила гнетущая пауза.
— Ты что сбежала? — осторожно спросила Матёрая, медленно обходя костёр и приближаясь к девке.
Та сидела ошарашено смотря на вековуху, как будто впервые увидела, но тут, почувствовала слипшуюся руку, неприятно стягивающую кожу и подняв вымазанную ладонь к лицу, уставилась на неё дикими глазами. Вся ладонь была в крови. Матёрая подошла в плотную и разглядывая испачканную руку, громко с интонацией начинающейся истерики, потребовала:
— Что случилось? Откуда кровь, говори!
На что девка, наконец, постепенно приходя в себя, тихо ответила, утирая руку о снег:
— Не ори, Любовь, не велено говорить. Расслабься.
Та, как коршун накинулась на Райс и схватив за руку, задрала рукав, поворачивая оголённое предплечье к свету костра и сдавленно выдавила из себя: «Ах». Райс тоже взглянула и довольно улыбнулась. В голубые линии воды и маслянисто чёрные разводы земли, ажурным плетением влилась нить с металлическим отливом, блестя в свете костра живыми искрами и отражая пламя, как зеркало.
— Но, — недоумённо осеклась вековуха, — я ж только что уснула.
С этими словами она завертела головой, разглядывая звёзды и прикидывая, что-то в уме.
— Ночь, только началась, — не успокаивалась Матёрая.
— Да, долго ли умеючи, — оборвала её метания Райс, — это дело не хитрое. Раз, два и готово.
Любовь вновь бухнулась на пятую точку в снег и восхищённо разглядывая счастливую девку, непонятно чему улыбающуюся.
— А кровь откель? — не унималась баба.
Райс уже отчистив руку снегом, спокойно ответила правду:
— С камня.
Немного посидев, Матёрая, вдруг, резко соскочила и что было духу пустилась бежать вверх по склону. Райс только усмехнулась, понимая вековуху, как себя. Любопытство — дрянь мучительная. Она б, тоже не удержалась, сбегала бы, проверила.
Некоторое время спустя, вековуха вернулась, но уже спокойным шагом. Плюхнулась в сугроб на прежнее место и кинула Райс, её брошенные на верху рукавицы. Осмотрела ладошки, которые обе были измазаны кровью. Усмехнулась, стирая кровь снегом и впялив взгляд девке в пах. Райс тоже улыбаясь осознала, что Любовь, как баба опытная и без её рассказов всё поняла.
— Да, — протянула довольная чем-то вековуха, — дела, — и немного помолчав, подвела итог своим размышлениям, — значит ты у нас теперь из ярицы в молодухи перешла. А крови то на камне, как с порося резанного. Заценил, значит. На моей памяти ты уже третья, вот только чтоб так быстро, впервые сталкиваюсь. Будто ждал, аж не в терпёж.
Она зачем-то по сучила ногами и опять протянула:
— Да, — и как бы спохватившись спросила, — так что делать то будем? Спать или домой пойдём?
— Я перед этим три дня спала, выспалась, не уложишь, — тут же ответила Райс, — но как по темени то идти, даже луны нет?
— А звёзды на что, — парировала вековуха, поднимаясь на ноги, — к тому же, мы теперь без дров за плечами, да по проторённой дорожке. Думаю, ещё затемно до дороги дойдём.
— А ты по звёздам можешь? — спросила Райс, тоже поднимаясь на ноги.
— А то, — буркнула Матёрая, — и тебе не помешало бы эту науку освоить. Вещь полезная.
Райс ничего не ответила, а что было отвечать, коли и так понятно, что наука эта полезная, только ведь её за раз не выучишь.
Костёр закидали. Холму поклонились и отправились в обратный путь.
Как ни странно, на этот раз, их в Тереме не встретили, не ждали. Девки теремные, что у ворот топтались, даже вёдра из рук выронили, завидев их и провожая недоумёнными взглядами. Двух остальных Матёрых, даже искать пришлось, да тут ещё и Апити прискакала, которой на круг идти надо было, только к вечеру.
Когда все в спешке собрались, Райс без всяких объяснений, просто скинула тулуп, развязала пояс и оголилась сверху, давая разглядеть всем, да и самой полюбоваться, на нить с металлическим отливом, вплетающуюся в голубую и смолянисто чёрную. После чего демонстративно одела рубаху, подпоясалась, закинула тулуп на плечо и ушла, устало заявив, что оголодала и хочет есть.