Каждая крепостная стена, была выкрашена в разный цвет: белый, чёрный, пурпурный, голубой, красный, серебряный и золотой, что соответствовало тогдашним понятиям соотношения цветов и планет, включая в этот список луну и солнце.
Могучие стены из тёсанных каменных глыб, каждая из которых была длиною, примерно, метра три и квадратным поперечником в полтора метра. Высота каждой стены, достигала тридцати-тридцати пяти метров, а толщина — двадцати-двадцати пяти. Разломать, такие циклопические укрепления, не могла ни одна стенобитная машина того времени, да и современные, изрядно бы помучились.
Над единственными воротами в каждой стене, возвышались башни, почти пятидесятиметровой высоты, имевшие тридцатиметровые основание. Ворота, построенные для парадного выхода войск, поднимались вверх на высоту тридцати метров, имея ширину, при этом, почти двадцать.
Между стенами, плотным нагромождением, толкались дома-крепости мидийской знати, каждая из которых, имела свои оборонительные укрепления и свои гарнизоны для защиты. Каждый дом в Экбатаны был своеобразной крепостью в крепости.
Их купольные крыши, удивительным образом напоминали перевёрнутые огромные чаши и котлы, удлинённые кубки и пиалы горных великанов. Плоские крыши, практически не встречались, только если на неосновных пристройках, по которым была необходимость ходить, либо на них разбивался искусственный сад, со сложной системой ирригации.
Все проёмы проходов, арки, так же, как правило, были закруглены. И всё это разнообразие, пестрело разноцветными красками и утопало в зелени садов, которые росли, казалось, всюду, создавая причудливые, разноуровневые зелёные пятна. Финальным аккордом всему этому грандиозному градостроительству, являлся царский дворец-цитадель, что занимал всю территорию за золотой стеной города.
Экбатаны был городом знати, и никто кроме знатнейших представителей древних мидийских родов, таких как Арбака, Артика, Машдака и им подобным, там не только не жил, но порой и не вступал на городскую территорию.
Простой люд ютился в огромном человеческом муравейнике за пределами стен Экбатаны, в чахлых домиках, построенных из глиняных или земляных кирпичей, высушенных на солнце, от чего недолговечных и вечно разваливающихся, под непомерным для них воздействием дождей, ветров и зимних заморозков.
В каждую из семи частей города, отделённой цветной преградой крепостной стены, была своя система допуска. Не каждый мог войти в город за первую, белую стену, ещё меньше могли пройти дальше и только единицы входили в золотую его часть.
Стражники, всех их знали в лицо и посторонний мог проникнуть только лишь по личному указанию самого царя, либо в сопровождении доверенного лица, имеющего беспрекословный допуск и лично заверивший стражу, о необходимости прохода этого постороннего.
Всё это Асаргад узнал к концу первого дня, тщетных усилий проникнуть в город через первый, белый кордон, да, и то, только после того, как заплатил одному из стражей.
Не став скрывать, что он личный посланник к самому Артембару, главному евнуху царского гарема, Асаргад, буквально парализовал стража, который выпучив глаза, замер в недоумении надолго. Как выяснилось, этот страж, сторожил вход уже почти пять лет и в первые за всю службу, столкнулся с тем, что кто-то, вот так нагло спрашивает и что-то, не менее нагло хочет передать, такому уважаемому человеку, как сам Артембар!
— Ты что совсем сдурел, воин? Ты с каких гор спустился? — не скрывая недоумения, наконец, выдавил из себя стражник, — с этим человеком нельзя просто встретиться и тем более, что-то ему передать. Если ты хочешь, какую-нибудь из своих девочек пристроить в царский гарем, то будь добр тащить её на девичий рынок, как все. Артембар не подкупен и по-другому, у тебя не получится. Да, ты знаешь, — уже перейдя чуть ли не на крик, распалился стражник, — что за одну лишь попытку подойти с этим к его величию, ты запросто лишишься головы, безмозглый?
— У меня нет знакомых девочек, которых бы я хотел пристроить в царский горем, — с нажимом произнёс Асаргад, прерывая разошедшегося стражника, — у меня к нему личный разговор, не касающийся женщин вообще.
Страж запнулся, подавился по виду собственной слюной и замолчал в растерянности, но тут же взглянув за плечо Асаргада, быстро пробурчал: