— Хорошо, — сказал он и обращаясь уже к Мазару, попросил, — Мазар, ты сможешь провести гостей в дом моего друга Харпага? Я знаю, что его нет в городе, но Кудак приютит их, по моей просьбе. Он не откажет.
— Смогу, — уверенно ответствовал старший охранник гаремного сада, вновь почтенно кланяясь, — только для этого, их надо переодеть подобающе.
Асаргад поднялся.
— Вы не слишком спешите, владыка, — неожиданно обратился Артембар к нему непонятным титулом, но не раболепно, а с некой насмешкой.
— Как бы я не спешил, уважаемый, — ответил Асаргад спокойно и даже устало, — судьбу не обгонишь.
Артембар чуть заметно улыбнулся и даже попытался поклониться, на этот раз почтительно, выдавая, скорее, уважение уму собеседника, чем будущему царю царей. Мазар тут же отпрянул в сторону от прохода, открывая выход. На лице его мелькнуло замешательство. Он до сих пор, так и не знал, кто этот гость, но в один миг понял, чисто интуитивно, что перс не так прост, как показался вначале и на всякий случай, решил держаться с ним обходительней.
Артембар чуть склонив голову, протянул руку к выходу, предлагая пройти первым Асаргаду. Тот, приняв царскую осанку, слегка кивнул в ответ, поблагодарив и вышел…
Мидийцы были очень близки персам и по языку, и по вере, и по обычаям повседневной жизни, что говорило об их недалёком единстве, в не ком, цельном народе. И те, и другие носили длинные волосы и столь же длинные бороды, которые в зависимости от положения, имели различную степень ухоженности.
Носили одинакового покроя штаны, короткие сапожки и на поясе, обязательно, — меч акинак, бывший в ту пору, отличительным признаком свободного от рабства мужчины. Но не долгое раздельное существование, вносило и ряд различий, позволяющих отличить мидийца от перса, что называется, невооружённым глазом.
Мидийская мода верхней одежды, значительно отличалась от персидской. Если персы, как и в бытность времён, надевали узкие кожаные куртки, то дородные мидийцы, длинные, свободные одеяния, с большими, безразмерными рукавами, больше присущи женщинам, чем мужчинам. Кроме того, мидийцы и персы чётко различались головными уборами. На этом, в принципе, внешние различия заканчивались.
Веры, мидийцы, как и персы были тоже одной. И те, и другие верили в Ахурамазду, в мир добра и зла, в борьбу между этими мирами и обязательную победу света над тьмой. Эту религию сегодня, называют зороастризмом, по имени первого пророка, сформировавшего основные постулаты этого вероучения.
Изначально учение Заратустры было активной прозелитической религией, страстно проповедуемой пророком и его учениками, и последователями. Последователи и адепты «благой веры», весьма чётко противопоставляли себя иноверцам, считая тех «почитателями дэвов». Тем не менее, в силу целого ряда причин, по-настоящему мировой религией, зороастризм так и не стал. Его проповедь оказалась ограничена главным образом ираноязычной ойкуменой.
У мидийцев, более, чем у персов, был развит чистый, теоретически-философский зороастризм, который, именно при Иштувегу, стал подобием государственной религии, исключивший из лона государства все остальные, что породило всеобщую поддержку его магами, дав опереться царю в своём правлении, на самую могучую силу, как в воздействии на умы народа, так и на самую мощную экономическую структуру.
Отец Иштувегу Увахшатра, по сути создавший великую империю мидян, которых вавилоняне называли Умманманды, величался царём царей, в том смысле, что был первый, среди равных царских династий, входящих в то, что называлось обобщённым понятием Мидия.
Иштувегу, усевшись на трон, решил этот паритет нарушить. Ему не удавалось стать лидером среди равных по заслугам, поэтому он применил стратегию унижения рядом стоящих. Кстати, такая форма получения неограниченной власти, была абсолютной нормой и Увахшатра — отец империи, был как раз, редким, из этого правила, исключением.
Иштувегу, в первую очередь, окружил себя теми, кто унизился пред ним сам, а затем, нагнул, а кое кого и сломал из тех, кто унижаться не захотел. Главным оружием, он избрал интригу и грубую силу, что моментально восстановило ряд влиятельных мидийских родов против него. Правда, открытой оппозиции не было, она существовала подпольно, так как открытая часть недовольных, была сразу скомпрометирована и жестоко вырезана молодым царём, что, кстати, послужило ему оправданием, для установления единоличного деспотизма.
Поэтому, все главы древних и уважаемых родов, и царьки всех мастей внутренних мидийских земель и городов, входивших в империю, в глаза царю Иштувегу улыбались, но при этом, почти каждый, держал за пазухой камень.