И как богиня… как наследная принцесса, она не могла нарушить своего слова.
Как бы сильно её это не разрушало.
— Считаешь меня плохой? — понимающе улыбнулась она.
Она тоже так считала.
— Я говорю, как есть, — серьёзно высказывается черноволосый, наконец, теряя бдительность.
За младшим братом заметно расслабляется и старший, твёрдо уверенный, что маленькая богиня не представляет никакой угрозы.
Как и сотня других самоуверенных недальновидных идиотов до него.
Но это играет Элизабет на руку и, пока оба брата слишком увлечены своим триумфом: загнать в ловушку дочь самой Верховной Богини! можно беззазорно пирушку закатывать, — она проникает в их мысли, создавая в них самую простую иллюзию.
— Ты и твой народ принижаете демонов и жителей Подземного мира за их хитрость и подлость, отвергаете нашу тёмную сущность, забывая, что такими мы были рождены, что такова наша природа; вы пропагандируете правила и законы, по которым всем следует жить, танцуя под вашу дудку, и, если что-то кому-то не нравится, вы разделываетесь с ним, боясь, что он внесёт смуту в созданный вами мир. Ты и твои собратья не гнушаетесь коварства и кровопролитий, хотя возносите себя как наших проводников ко свету и доброте, постоянно твердя о своей святости, однако этот свет вы превратили в своё главное оружие, — он на секунду замолчал, окинул поверхностным взглядом её внешний вид: потрёпанный, уставший, запачканный в грязи и крови, — и сделал вывод: — Посмотри на себя, ты так светла… но свет твой настолько ярок, что затмевает и тьму, и ложь, и правду.
Ещё никогда и ни от кого Элли не слышала столько правдивых слов.
Казалось, что демон вывернул её наизнанку.
Всё то, что мучило её. Всё то, что не давало сомкнуть глаз по ночам. Всё то, что заставляло давиться горькими слезами в одиночестве, когда никто не видит и не может осудить.
Всё это он будто вытащил у неё из головы и облёк в реальные слова, которые она раз за разом прокручивала у себя в голове и боялась произнести вслух.
Боялась признать.
Горло сдавили тиски. На глаза были готовы навернуться слёзы.
Но она не была бы собой, если бы позволила себе разрыдаться при ком-то, если бы не взяла себя в руки.
«Не смей меня подвести.»
Она не подведёт.
Она дала клятву.
— Разве я говорила о том, что я святая? — через силу, наигранно улыбнувшись, чувствуя приближение подмоги, с некой самоиронией спросила она.
И в одну секунду заставив братьев потеряться в пространстве, посредством воздействия на их разум, обрушила на них несколько десятков “Ковчегов” одновременно.
Не ожидавшие такой подлости, Мелиодас, который до этого с безразличной насмешкой наблюдал за разговором брата и богини, и Зелдрис, который в очередной раз попался на удочку слабого и невинного облика девушки, буквально свалились с ног, ослеплённые и израненные силой чистого мощного света, созданного маленькой богиней.
Когда же атаки закончились, оба брата с трудом старались быстрее залечить свои раны, чтобы успеть напасть первыми.
Они понимали, что девушка на издохе, явно сражается из последних сил, значит, у них ещё есть шанс отыграться.
Но даже ещё не успев сплюнуть кровь, собравшуюся во рту после предыдущих ранений, они увидели, как серебряноволосая плавно взмыла вверх, где над ними уже парил один из Тетрады Архангелов — Маэль.
Мелиодас быстро вычислил свою ошибку: иллюзия, созданная противницей, не позволила ни почувствовать, ни услышать, ни увидеть прибытие Архангела, который уже разобрался с Галаном и Мерасциллой, и теперь собирался помочь своей соратнице.
— И это всё, на что ты способна, кровавая богиня Элизабет?! — яростно прокричал ей в спину командир Десяти Заповедей, который ещё даже толком не восстановившись, хотел броситься ей вслед.
Элли развернулась к нему лицом, печальным взглядом рассматривая итог своих деяний.
Порванная в клочья одежда, испещрённое глубокими ранами и царапинами тело и нестабильная магическая мощь, которая тоже пострадала.
Она так ненавидит себя за причинённую им боль. За боль, которой она награждала всех, кто смел идти против неё, её народа, её матери.
Она дала клятву, что защитит их любой ценой.
Эта клятва уже давно превратилась в молитву.
— Кровавая… — будто зацепившись только за это слово столь нелюбимого прозвища, неуверенно протянула она.
Придирчиво осмотрела свои руки, ноги и белоснежное платье, что были измараны в грязи и крови, но что она упрямо старалась не замечать.
«Кровь — вот всё, что отделяет свет от тьмы», — когда-то очень давно, ещё в глубоком детстве поведала ей мать, когда маленькая богиня спрашивала о том, что такое добро и что такое зло.
Забавно, но именно Верховное Божество подвела её к той самой, размытой, опасной, неверной черте.
Элизабет никогда не была дурой…
Но всё же её переступила.
И продолжает переступать, с каждым разом всё больше ощущая, что там, по другую сторону, осталась она прошлая, которая с болью смотрела на себя настоящую и боялась превратиться в того самого ужасного монстра, которого очень долгое время караулила в детстве в собственной комнате.
Она до ужаса боялась теней чудовищ, что шептались у неё под кроватью, и никогда не могла понять, почему они уходят только при свете дня.
Годы спустя богиня всё-таки поняла, что это были никакие не чудовища, которые и никак не могли пробраться в Небесный Дворец, а лишь плод её бурного воображения, подпитанный страшными сказками Маэля, который тоже пытался преодолеть свои страхи.
Тогда она перестала бояться.
Но через время осознала, что, возможно, она боялась не этих эфемерных монстров в темноте, которые могли похитить её и увести от матери так далеко, что её никогда бы не нашли, а боялась грязного липкого страха, что постоянно чувствовала внутри себя.
«Ничто не может быть более пугающим, чем осознание того, насколько же действительно ты напуган. Это парализует и отбирает волю», — неловко призналась она однажды Людошиэлю, который, как и других солдат, учил её сражаться.
«Не страх пугает тебя, а то, что внутри тебя», — ответил он, думая, что тем самым подбодрит девчонку переступить себя и пойти на большие подвиги.
Но Элизабет зациклилась на его словах, капнула глубже и поняла, что, да, главным её врагом был вовсе не страх. И не чудовища под её кроватью.
То были монстры в её голове.
Безобразные, опасные, кровожадные монстры, что душили её, когда она оставалась в темноте совсем одна.
Она душила сама себя…
Потому что и была тем самым монстром.
— “Муки Ионы”. — Сложив указательный и средний палец левой ладони вместе, она направила руку в сторону братьев, собираясь положить этому конец.
Всего два еле вышепченных слова и тут же, вдобавок к старым “Ковчегам”, из света на демонов бросилась гигантская акула.
Ни одна их атака так и не смогла её отразить.
Завершением падения командира Десяти Заповедей и Принца Демонов стал столб ослепительного солнечного света, призванный Маэлем.
Против воли оба брата не смогли сдержать крики боли.
По щеке Элли скатилась только одна крохотная слезинка, которую она спешно пыталась загнать обратно, вздёрнув лицо к небу: грязному, тяжёлому и страдающему.
У такого не стоит молить о прощении за все свои грехи.
Да она и не станет.
В сердце её есть место только для одной молитвы…
«Ты моя дочь, не смей меня подвести.»
И во имя её она проливает кровь.
========== “Сестрица”. ==========