Как она может быть такой лицемерной? Такой двуличной? Такой фальшивой?
И при этом всегда сохранять на лице самую яркую улыбку, которая, казалось, может прогнать Тьму даже из самого подлого, гнилого, пустого сердца (а у него их, между прочим, семь)?
— Но я ничего не сделала, — недоумённо возразила богиня.
Что вдруг его разозлило?
Что заставило так быстро перемениться?
Почему его аура стала так устрашающе знакома?
— Ты принесла мне эль. — Элизабет была готова изумиться тому, с какой глубокой серьёзностью непонимания происходящего была произнесена эта фраза.
Ну и… что такого? Что она сделала не так? Где промахнулась?
— Зачем ты мне его принесла? Я ведь тебя не просил, — продолжил допытываться демон, когда девушка озвучила свой вопрос вслух.
Теперь решительно ничего не понимала Элизабет.
— Но ведь это просто забота, — как само собой разумеющееся подытожила она. — Ты мой друг, и я забочусь о тебе.
И на пару минут между ними зависло молчание.
Мелиодас был поражён её словами.
“Забота”, “друг” такие знакомые, но одновременно такие чужеродные для него слова.
Как будто из другого мира. Как будто не предназначенные для него.
Поэтому они и отдавались на языке прокисшей горечью, а где-то в душе что-то и вовсе неприятно скукоживалось, скверным недовольством отзываясь на них.
Он привык слышать эти слова от Мерлин, которая всегда была одинока и которую было не так уж и сложно завлечь, заставить подружиться с собой, чтобы склонить на сторону Зла по приказу отца.
Но слышать эти же слова от богини…
— Разве мы друзья? — смотря на свою собеседницу с неподдельным интересом, спросил он.
— А разве нет?
— Нет.
И снова замолкли.
Элизабет было не по себе, и она, уткнувшись взглядом в носы собственных ботинок, тихо сидела рядом с парнем, не зная, что в таком случае лучше сказать. Или сделать. Или даже подумать.
Всё это время она наделась, что странный друг Мерлин стал другом и для неё. А оказалось…
— Но почему?
Почему?
Он готов перечислить список из целой сотни (и это далеко не предел) пунктов:
Потому что ты едва не убила меня. Потому что ты едва не убила моего брата. Потому что ты дочь главного врага моего отца. Потому что ты мой главный враг.
Потому что ты обманчиво светла настолько, что хочется самолично вырвать себе глаза, лишь бы только не видеть всего этого эфемерного, волшебного, соблазнительного сияния вокруг тебя.
Мелиодас решил начать из далека:
— Демоны, которые рушат чужие жизни ради веселья, и боги, делающие то же самое во имя каких-то высших целей. У вас у всех есть своё, какое-то особенное, оправдание, которое обеляет вас как-то перед другими, но правда в том, что мы… — запнулся. — Вы одинаковые. Без тьмы не бывает света, также как без света не бывает тьмы… Но за своими гордостью и честолюбием вы этого не видите.
— Почему ты говоришь это мне? — прервала поток его проникновенной речи серебряноволосая, больше не в силах это выслушивать.
Почему все они думают, будто она ничего этого не знает?
Почему думают, будто то, что она делает, какой приказ исполняет, ей нравится?
Почему, не зная о ней ничего существенного, решили, что она пропащая душа?
— Потому что ты такая же, как и все боги: хитрая, коварная, лицемерная, — смотря куда-то строго вперёд, добавил он безэмоциональным ровным тоном. — Демоны хотя бы не лгут о том, что будут защищать тебя грудью, пока за спиной прячут гвозди для твоего распятия. Ты играешь роль доброй и светлой девчонки, скача по лугам вместе с Мерлин, и в то же время готовишь для неё что-то ужасное.
— Нет! — вскочив, как ужаленная, со ступенек, выкрикнула богиня, вставая прямо перед своим оппонентом. — Я никогда не наврежу Мерлин!
— Правда? И каков же срок у твоей клятвы? — со своей привычной усмешкой спросил Мелиодас. — Разве ты не подчиняешься приказам Верховного Божества?
— Мы все делаем то, что должны, — набожно ответила Элизабет, задетая его упоминанием собственной матери. — Каждый день, каждый час, каждую минуту, наплевав на собственные принципы, наступая себе на горло, идя против всего, во что верим; мы все делаем то, чего от нас ждут.
Откуда ему вообще знать, что это такое, быть зависимым от своего Господина?
Откуда простому человеку знать, какого это, быть кому-то должной, только лишь потому, что ты коронованная особа? Лишь потому, что на тебя возложили эту ответственность.
Вот именно, не откуда.
Если только…
— Не все, — злобно возразил демон.
Он был другим.
В отличие от всех них: низших демонов, богов, фей и великанов — он имел свободу.
Отец не держал его подле себя и не привязывал, как делал это нередко с другими.
Он, командир Десяти Заповедей, и сам является кукловодом.
Он не одна из глупых овец этого дрянного стада.
И, наконец, что-то в его голосе, в его тоне, в его взгляде, в его выражении лица показалось Элизабет жутко знакомым.
Она всмотрелась в молодого человека напротив себя внимательнее.
И впервые за долгое время увидела во всём его облике то, чего пыталась наивно не замечать всё это время.
Теперь казалось, что многострадальная головоломка начала складываться в её голове.
Поэтому она решила бить его словами наотмашь также, как он делал это с ней.
Демоны ведь не могут сдержать себя, когда они в гневе?
— Нет, — покачивая головой, твёрдо опровергла она. — Все. — В глазах её засверкала магия, и они сменили свой чистый небесно-голубой цвет на янтарный. — Это лишь кажется, что ты волен идти, куда хочешь. Обязательства, долг, клятвы — это невидимые путы, которые держат крепче слов, крепче любой магии, крепче любых тюремных решёток. Та свобода, которой, как нам кажется, мы обладаем — мнимая… А оковы куются в сердце. Вот, что на самом деле объединяет нас, Мелиодас. Вот, почему мы одинаковые.
Богиня с презрением посмотрела на демона, мысленно проклиная себя за то, что не распознала обман раньше.
Столько месяцев общаться с старшим сыном Короля Демонов и не знать… не понимать… даже не догадываться, что перед ней стоит самое тёмное и пустое существо на Земле.
Какая же она идиотка.
Видя её разочарование, Мелиодас лишь больше бесился.
— Стало легче? Легче от того, что перед тобой стоит мерзкий демон? — продолжая агриться, с злобной насмешкой спросил он, уже не скрываясь.
Его демоническая, чёрная, гнетущая аура выдала его.
Серебряноволосая была права: демоны не могут удерживать себя в гневе.
А она сказала правду.
Они всего лишь куклы в руках умелых кукловодов; игрушки собственных родителей.
И за эту правду он был готов её убить.
Принять же её сторону, её правоту — значило признать поражение.
А он никогда не проигрывал бои дважды.
— Может, ты и служишь своей матери, как собачонка, исполняя ей приказы, но я другой. Я не чья-нибудь марионетка. Я никому не подчиняюсь.
— Разве? — издав слабый смешок, снова противоречила ему девушка. — Посмотри на себя — ты опустошён. Нет в тебе никаких чувств: ни боли и утраты, — он никогда их не чувствовал. — Ни счастья и радости, — всю жизнь был одинок. — Ни ненависти и любви, — и даже не знает, что это такое. — Ты похож на оболочку… куклу, которая существует, ходит, пытается быть похожей на остальных… и слепо подчиняется собственному отцу.
О, нет.
Сейчас, высказывая ему все эти подлые, злые слова, она была в корне неправа.
Он действительно не знал, что такое чувствовать.