— Пусть тотчас явится сюда капитан!
Предводитель пандуров вошел с улыбкой на лице, хотя и понимал, что над ним сгустились тучи. Поглядев на хмурое лицо госпожи и на лукаво ухмылявшегося Фицко, он сразу догадался, что его ждет.
— Что происходит, господин капитан? — накинулась на него графиня. — Ваши пандуры нападают на моих гайдуков!
Фицко победно ухмылялся. Капитан стоял перед Алжбетой Батори молча, но улыбка, в высшей степени возмущавшая госпожу, не сходила с его лица.
— Вы забываете о своем происхождении, о достоинстве своего сословия, господин капитан, если удостаиваете любовью холопку. Тем, что вы освободили ее, вы допустили наказуемый проступок!
Капитан молчал, а госпожа уже не владела собой:
— Я буду жаловаться вашим предводителям и позабочусь, чтобы вас не минуло наказание. А пока накажу вас сама!
Она ударила его по одной, затем и по другой щеке. На щеках воина закраснели отпечатки пальцев. Хоть кровь у него и кипела от гнева, он не переставал улыбаться.
— От вас, ваша графская милость, и удар для меня честь, поскольку ваши руки каждым своим прикосновением могут лишь оказать честь мужчине, в котором еще не иссякли рыцарские чувства. Если вы признаете меня виновным, я сам отдамся в руки вышестоящих чинов, и, прежде чем они произнесут надо мной приговор, я сложу оружие и знаки отличия капитана к вашим ногам!
Рыцарские речи капитана подействовали на госпожу самым удивительным образом. У нее прояснилось лицо, зато Фицко заерзал как на иголках.
— Но прежде всего я прошу вас выслушать меня! — продолжал капитан.
— Я слушаю.
— Вашу неприязнь, высокородная госпожа, мог пробудить только Фицко, мучимый слепой ревностью. Я вижу его насквозь и знаю все, что он мог сочинить про меня. Он сказал, что я влюбился в вашу подданную и нынешней ночью с помощью пандуров освободил ее.
Фицко чувствовал себя мышью, с которой играет проказливая кошка.
— В действительности Фицко сам влюблен в Магдулу Калинову, которой исключительно повезло, если ей удался побег, ибо она попала бы не в ваши справедливые руки, а во власть Фицко, жаждущего отомстить, за отвергнутую любовь!
— Врет, он все врет! — завизжал Фицко.
— Мне жаль, если мои пандуры действительно приняли какое-то: участие в этом деле. Уверен, что они могли сделать это только по ошибке, но я все равно найду виновника и самым строгим образом накажу его. Слуга ваш, высокородная госпожа, в вашем присутствии оскорбил меня, поэтому позвольте мне получить удовлетворение сию же минуту, прямо на ваших глазах!
— Да врет он, врет! — кричал Фицко.
— Чтобы отвести и тень подозрения относительно меня, ваша милость, — продолжал капитан, — дозвольте занять ваше внимание личными своими обстоятельствами. Посудите сами: я женат, в Прешове у меня прекрасная жена и четверо замечательных детей. Я был самым счастливым человеком, пока не получил приказа, оторвавшего меня от семейного очага. А теперь единственное мое желание — вернуться к семье. Разве я мог бы предать мою жену и детей и запятнать свою честь и имя связью с холопкой?
— Врет он, врет! — надрывался Фицко.
Капитан чувствовал, что он одержал верх. Он отвернулся от госпожи, которую убедительной речью склонил на свою сторону, холодно посмотрел на горбуна.
— Фицко, твой долг молчать, когда говорит дворянин, и держать язык за зубами, даже в том случае, если он и врет! — И он подошел к нему, сжимая лошадиный кнут в руке. — Я научу тебя манерам, как вести себя в следующий раз с дворянином!
И он стал хлестать его по чему ни попадя. Фицко прыгал как безумный, от кнута на его лице набрякали темные полосы. Кровь кипела в нем от ярости, но он не осмеливался обороняться.
Наконец, нещадно избитый, горбун догадался, что лучше всего поберечь свою шкуру. Он выбрался за дверь. Лицо у него горело, от боли и унижения он скрипел зубами.
Имрих Кендерешши подошел к госпоже:
— Прошу вас простить меня, ваша милость, что я не смог обойти вниманием оскорбление, а главное то, что Фицко по злобе своей пытался лишить меня вашего драгоценного расположения.
— Вы мне нравитесь, капитан, — улыбнулась она.
Он поцеловал ей руку и поклонился так изысканно, словно учился манерам где-нибудь во дворце.
— Вы снова снискали мое расположение!
В эту минуту в коридоре раздался испуганный крик.
Госпожа побледнела, капитан невольно сжал рукоятку пистолета.
— Эржика в опасности! — воскликнула она. И вместе с капитаном бросилась к двери.
Эржика Приборская всю ночь не сомкнула глаз. Час за часом прислушивалась она к постукиванию ночного сторожа, чья песня никогда прежде не звучала так грустно. Хотелось плакать. Сон одолел ее, только когда в комнату заглянул рассвет. Окончательно решив, что рано утром она исчезнет из замка, девушка немного успокоилась. Она уйдет незаметно и не покажется в Врбовом. На Беньямина Приборского Эржика была обижена. Но, вспомнив о Марии и Михале Приборских, взгрустнула. Неужели никогда больше она не увидит их?