Одни дукаты!
Ни одного динария среди них — только дукаты да дукаты!
Он запустил руку в сундук и с наслаждением стал ворошить кучу денег. Потом набрал горсть и подсчитал. С веселым лицом начал строить башенки. Пятьдесят дукатов — одна башенка. И такие золотые башенки он выстраивал все ловчее и ловчее, словно в лихорадке. Когда сундук был опорожнен, взор его в восторге заскользил по лавке и по полу, на которых густо одна возле другой высились стройные и сверкающие башенки по пятьдесят дукатов каждая.
Он зажег еще одну свечку, потом еще одну. Пусть блестит золото, пусть сверкает, точно солнце!
Он осторожно, легонько сел на край топчана, словно опасался, что при резком движении сверкающие башенки рухнут, как воздушные замки во сне, сосчитал их. Девяносто. Девяностократ по пятьдесят дукатов!
При виде этой груды золота у него закружилась голова. Ему хотелось верещать от счастья, созвать весь мир, пусть заглянут в его грязное логово и увидят, какое он скопил богатство, и все благодаря своей ловкости и хитрости.
Долго наслаждался он сверкающими плодами многолетнего труда. В его воображении все это превращалось в дома, лошадей, коров, овец, и он был счастлив, представляя себе эти стада коней и коров взамен накопленного золота.
С необычайной силой вспыхнуло в нем искушение уложить все в сундучок, исчезнуть с ним в неведомом мире и начать совсем иную, незнакомую, прекрасную жизнь.
Нет, еще бы один такой сундучок, и уж тогда прощайте, Чахтицы! Этим решением он пересилил искушение, перед ним зажглась новая надежда. Магдула Калинова сейчас презирает его, но то ли она запоет — причем довольно скоро, под Новый год, — когда у него будет в два раза больше золота? Тогда он откроется ей и скажет: «Видишь все это? Стань моей женой, и один из сундучков — твой!»
На миг он уверился, что, одурманенная золотом, она кинется в его объятия и пойдет за ним хоть на край света. И тут же в памяти возник образ капитана Имриха Кендерешши. И он, вскипев от злости, задался вопросом: а не предпочтет ли она его сундукам с золотом улыбку этого капитана или какого-нибудь другого хлыща? Пусть только попробует — тогда несдобровать ей! А пока не настала решающая минута, она может спокойно спать, он будет охранять ее, простит все прежние оскорбления. А как же быть с Алжбетой Батори? Ничего, случится надобность, он сто раз обведет ее вокруг пальца, сто раз успеет освободить Магдулу Калинову.
Горбун снова сложил золото в сундучок, взял фонарь и понес свой клад в подвал, в безопасное место.
Он закопал его под огромной винной бочкой, через которую проходил тайный коридор. О тайнике в саду ему часто снились тревожные сны. Он просыпался ночью и спешил в сад — убедиться, что никто не докопался до его сокровища под старой липой.
На другой день рано утром Фицко покинул свою каморку, и сразу в замке стали снова слышны его крики и хохот. Он вел себя так, будто ничего не случилось, гонял гайдуков и подданных, раздавал приказы и осыпал всех угрозами.
Неожиданно на дворе он столкнулся лицом к лицу с капитаном Кендерешши и до того раскипятился, что едва не бросился на него.
Капитан насмешливо осведомился:
— Ну что, Фицко, ты уже снова на ногах?
Горбун кипел злостью и жаждой мщения, но все же ответил вымученной улыбкой. Он понимал, что капитан относится к нему свысока, что для него он не более чем ничтожная букашка.
— Слава Богу, выкарабкался! — притворно захохотал горбун. — Что ж, этот урок я заслужил. Поделом мне! Надо было знать, что негоже с вами связываться, господин капитан.
Тот рассмеялся:
— Наконец ты, кажется, взялся за ум. Лучше поздно, чем никогда!
— Чтобы доказать, что я уже забыл эту историю, я бы предложил вам даже дружбу, если бы вы по званию не были настолько выше меня.
— Да я бы не добивался этой дружбы, будь даже ты гораздо выше меня по званию!
Это неприкрытое презрение больно кольнуло горбуна, но он ничем себя не выдал, в нем уже созрел замысел, который не хотелось сорвать ни малейшей оплошностью.
— Я рад, господин капитан, что встретил вас: приказ, полученный от госпожи, мне следует выполнить тотчас, как только я встану на ноги.
Капитан слушал с интересом.
— Мне надлежит открыть вам некоторые тайны графини, которые она считает нужным вам доверить, — продолжал загадочным шепотом Фицко, хотя поблизости не было ни одной живой души.