— Подлость? — засмеялся он. — Скорее всего, мне надо бояться идти с вами, господин капитан! У меня ни сабли, ни пистолета, одни голые, ослабевшие руки. Вы засомневались, опасаясь какой-то моей подлости? Что ж, вы не слуга, вам не обязательно исполнять повеления госпожи графини. Можете вернуться, я даже извинюсь за вас перед госпожой. Скажу, что тяжелый, затхлый воздух вредит вашим легким и что ради семейства, которое никак не дождется вас в Прешове, вам следует беречь здоровье!
Насмешки эти окончательно допекли капитана. Но он преодолел соблазн пнуть обидчика, чтобы он скатился со всех ступеней, крепко сжал рукоять сабли и воскликнул:
— Хватит болтать! Шагай вперед!
Горбун возликовал. Капитан все же решился идти. С каким наслаждением Фицко сообщил бы ему: «Вниз-то спустимся вдвоем, но наверх поднимется лишь один из нас». Вместо этого он усмехнулся:
— Больно уж вы нетерпеливы!
Фицко двинулся в путь, капитан — за ним.
Посреди множества бочек, в тяжелой винной духоте, горбун поднял кувшин, налил в него вина и выпил. Потом протянул кувшин капитану.
— Вот подкрепитесь перед долгой дорогой…
— Подкреплюсь, только не из твоего кувшина.
— А все же лучше бы вы мой взяли, за него я ручаюсь, что не отравлен. Госпожа умеет замечательно хранить свои вина. Пока народ не узнал, как поплатился тот выпивоха, которого прямо из подвала отвезли на погост, многие мечтали отведать ее замечательных старых вин. Значит, не хотите пить из моего кувшина? Противно вам? Но могу вас уверить, что из него пила особа и поблагороднее вас, господин капитан! Сама Алжбета Батори, когда ее освободили из когтей смерти.
— Молчи, если тебе дорога жизнь! — осадил капитан горбуна.
Затем он взял один из кувшинов, посмотрел, чистое ли у него дно, налил вина, ополоснул хорошенько кувшин и только потом из него напился.
— Ох и осмотрительны же вы, господин капитан! Но я бы указал вам вино и получше.
Началось долгое путешествие через множество коридоров и помещений. Фицко без устали болтал, перемешивая объяснения с жуткими историями, которые якобы произошли с ним на том или ином месте. Капитан даже не заметил, как за бесконечными поворотами то вправо, то влево он сбился с пути, потерял ориентировку.
Он был полностью во власти Фицко. Без него из этого лабиринта ему не выбраться.
Перед одной из дверей горбун остановился.
— А теперь, господин капитан, вы увидите одну из самых больших достопримечательностей замка. Здесь я и сообщу вам, чего она от вас ожидает.
Он открыл дверь и вошел.
Капитан осторожно последовал за ним, но уже на пороге застыл в изумлении.
Перед ним стояла обнаженная женщина. В первую минуту он и не понял ее предназначения. Сообразил он, лишь когда из открытой груди выскочили ножи. Капитан отпрянул. Ему казалось, что ножи вытягиваются все больше, готовые проткнуть его.
— Железная дева! — воскликнул он в ужасе.
А горбун смеялся. Ужас капитана безмерно радовал его. Он завел его сюда лишь для того, чтобы насладиться его ужасом в этом чудовищном помещении, чтобы поиграть с ним, как кошка с мышкой, и потом вонзить в него когти.
— Вы угадали, господин капитан, это железная дева. Роскошная куколка! Так жарко обнимает, что человек обо всем забывает!
И он приблизился к капитану.
— И знайте, когда-нибудь она вот так обнимет и Магдулу.
— Никогда! — воскликнул капитан. — Я спасу ее!
— Ее никто не может спасти. Только она сама может избежать этого, если выйдет за меня замуж.
— Подлец! — крикнул капитан.
— Подлец, говорите… — засипел Фицко с нескрываемой ненавистью. — Конечно, с моей стороны подло влюбиться в девушку, которая пришлась по вкусу некоему расфуфыренному щеголю. Подло, что я не позволю ей безнаказанно топтать меня и мое сердце, что кровью отомщу за оскорбление. Подло, что я дышу и двигаюсь. А вот со стороны капитана все благородно, даже вранье. Я-то хорошо знаю, что вы не женаты, что у вас нет детей, а если и есть, то разве приблудные, которых вы и сами не признаете, я бы мог легко открыть ваше вранье и доказал бы графине, как вы ее дурите, будь в этом необходимость. Но такой надобности уже не будет, господин щеголь!
— Заткнись, Фицко, не то я опять научу тебя приличию!
— Ха-ха! Нет уж, теперь пусть дворянин помалкивает, а Фицко будет говорить.
Капитан весь кипел от негодования. Он обнажил саблю:
— Ни слова больше, не то продырявлю твою шкуру.
Но горбун ничуть не испугался.
— Спрячь сабельку, надутый пандур! Ну всади ее в чресла мои или сюда, в грудь. Но тут же проткни и себя, потому как без меня отсюда тебе не выбраться!