Но чему Алжбете Батори понадобилось принудить его к этому браку? Вопрос не выходил у него из головы, но ответа не было.
С улицы доносился стук лошадиных копыт и погромыхивание повозок.
В зале началось волнение: это прибыли гости из Вены. Дамы не скрывали радости. Новыми гостями оказались одни мужчины, стало быть, прибавилось рыцарей. Господа, в свою очередь, радовались случаю узнать пикантные подробности из жизни императорского двора, новости столицы и всего света.
Когда гости схлынули в прихожую, Алжбета Батори с равнодушным лицом стояла в стороне. Большинство пришедших она знала только по имени — увеличение числа гостей и оживление в зале мало волновали ее. Она приехала сюда не в поисках развлечений. И цели своей уже достигла. Среди здешних приятелей и знакомых ей стало скучно, длительное ее отсутствие сделало их совсем чужими. Хорошее настроение годилось лишь для того, чтобы легко восстанавливать прежние связи и завязывать новые.
И тут вошел последний гость.
Едва Алжбета Батори заметила вошедшего, лицо у нее вытянулось, глаза расширились, кровь хлынула в лицо — она вскрикнула, точно в кошмарном сне.
Все обернулись к ней, затаив дыхание. Графиня теряла сознание. Лицо мгновенно побледнело, и она стала падать.
Один из гостей подхватил ее, к ней тотчас подбежала изумленная хозяйка дома.
В дверях пораженно застыл секретарь палатина Турзо Юрай Заводский, человек могучей стати. На его круглом, полном лице светились черные, глубоко посаженные глаза, над ними белел высокий лоб, обрамленный залысинами.
Глаза гостей тщетно пытались нащупать связь между появлением секретаря и удивительным обмороком, взгляды обращались то на Юрая Заводского, то на Алжбету Батори, которую выносили из залы ее не потерявшие присутствия духа друзья.
— Несите ее в покои заезжего двора, — распорядилась графиня Эстерхази, — или нет, лучше в нашу спальню. Там полнейшая тишина, туда не доходит ни музыка, ни шум!
— Пойдем, — позвал Иштван Няри Эржику, — твое место сейчас рядом с твоей приятельницей.
Эржика, испуганная обмороком матери, была признательна Няри, что он оказался рядом в минуту ее растерянности. А ему пришлась весьма кстати возможность вместе с ней войти к Алжбете Батори.
Ему непременно надо было оказаться рядом с ней. Он опасался, что, когда будут ее приводить в чувство, предательская полоска пергамента выпадет у нее из корсажа и попадет в чужие руки. Более того, Няри тешил себя надеждой, что, вероятно, ему удастся завладеть опасным письмом, которое могло погубить его. Но и страхи его и надежды были напрасны. Полоска пергамента не выпала, и необходимости расстегивать корсаж не было — госпожа пришла в себя, как только ее усадили и дали понюхать крепких духов.
Под впечатлением неприятного события в обществе царило молчание вплоть до той минуты, пока не появилась среди гостей графиня Эстерхази:
— Благодарение небу — все уладилось. Бедняга жалуется на свое капризное сердце. К сожалению, наша милая гостья уже не сможет вернуться к нам, хотя и чувствует себя хорошо. Она просит уважаемое собрание простить ее, что вынуждена до времени удалиться. Опасается, как бы приступ не повторился.
Секретарь палатина был в мрачном настроении, и каждому, с кем он общался, казалось, будто что-то гнетет его. Он не умел притворяться, не считал нужным скрывать свое душевное состояние. Но его знали, и дурное настроение приписывали неприятностям по работе.
Алжбета Батори, сидя в кресле, уже улыбалась.
Ее наполняла такая радость, что она лишь с большим усилием подавила в себе желание весело засмеяться.
Не напрасно мечтала и ждала столько лет — мечты ее сбылись. Она едва переборола соблазн собраться с силами и броситься в зал дворца к своему желанному незнакомцу. Нет, она не в состоянии встретиться с ним при свидетелях: пришлось бы напустить на себя равнодушный вид, скрывать свои чувства. Она знала, что не в силах совладать с собой и не выдать своих переживаний. Потому-то и сказала хозяйке дома, что уйдет с вечера.
— Со мной все ладно, все прошло, — улыбалась она тем, кто тревожно смотрел на нее, и руками, дрожавшими от затаенного возбуждения, привлекла к себе Эржику. Увидев и Няри, она поднесла руку к груди и, нащупав там пергамент, улыбнулась графу. По ее иронической улыбке было ясно, что она угадала, зачем он здесь и чего дожидается.