«Вы ищете того господина, что жил у меня и купался в горячих грязях в надежде вернуть себе силу и молодость?»— всплеснула она руками.
«Да, именно его я и ищу — кастеляна Микулаша Лошонского», — ответил я, но при виде ее погрустневшего лица во мне вспыхнуло дурное предчувствие.
«Поздно вы пришли, ваше преподобие, ох как поздно», — ответила она глухим голосом, но, скупая на слова, более подробного объяснения не дала.
«Он ушел? Уехал? Случилось с ним что?» — закидал я ее вопросами.
Она пришла в замешательство: беспокойно затеребила передник, в глазах появился страх.
«Простите, святой отец, я вынуждена молчать».
«Как, ты вздумала молчать, вместо того чтобы кричать на весь мир о том, что в твоем доме совершено злодейство?»— возмущенно взорвался я.
«Я обязана молчать», — заломила она руки.
«Тогда молчи, покуда власти не развяжут тебе язык! Я тебя призову к ответу за исчезновение человека, который жил под твоей крышей».
И я вышел, переполненный несказанным гневом, но женщина догнала меня:
«Я все скажу, ваше преподобие, только никому не выдавайте меня!»
Так я узнал о беде, постигшей моего друга. Ян Калина навестил его и уговорил отправиться в Прешпорок. Кастелян охотно согласился — ведь горячие пьештянские грязи подействовали на него самым волшебным образом! Ноги и руки сделались подвижными, ревматизма как и не было. Походка стала как у юноши, морщины, проложенные старостью и страданиями, разгладились, щеки порозовели. Этот свежий румянец никак не вязался с его белоснежными волосами. Прежний старец стал неузнаваем! Однако вот беда: разговор с Калиной подслушал слуга, которого кастелян нанял, приехав на лечение. И, подслушав, тотчас исчез.
«В тот вечер, — рассказывала женщина, — кастелян собрал вещи, готовясь в дорогу. Выехать собирался утром следующего дня. Но наутро воротился слуга, с ним были Дора и Фицко.
«Молчи, старая, если тебе жизнь дорога», — кричал на меня Фицко.
И я в самом деле молчала — от страха не могла даже пошевелить языком. Они вошли в горницу. На спящего кастеляна набросили простыню, замотали в нее беднягу. Напрасно он дергался и кричал. Они безжалостно связали его, заткнули ему рот и поволокли к телеге.
«А ты, старая, ни словом ни с кем о том, что видела, не то расквашу тебе всю рожу!» — вернувшись, пригрозил мне горбун.
«Бедный кастелян, — расплакалась женщина, — он был такой достойный и милый человек. Кто знает, что с ним стало!»
Только она это все рассказала, как в горницу ворвалась Дора. Злобно накинулась она на хозяйку и начала рвать на ней волосы.
«Я научу тебя держать язык за зубами!»
Видя такое, я подскочил на помощь к несчастной женщине и оттащил от нее разъяренную служанку.
«Ты сама выдала себя, показала, что замешана в исчезновении кастеляна!» — напустился я на нее. — Теперь я знаю, кого должен призвать к ответу!»
«Я ни при чем! — ответила Дора насмешливо. — никакой моей вины нет. Пусть только кто-нибудь осмелится свидетельствовать против меня! — Она бросила на испуганную женщину злобный взгляд. — А хоть бы и свидетельствовал, разве я могу не исполнить приказ госпожи?»
Дора ушла, я следом. Но когда я вышел, ее и след простыл.
«Куда поедем, ваше преподобие?» — спросил батрак, прервав мое долгое раздумье.
«В Прешпорок!» — решил я внезапно.
Все гнало меня в Прешпорок, чтобы добиться там аудиенции у палатина и открыть ему злодеяния Алжбеты Батори.
Что коляска — будь у меня крылья, стремглав полетел бы в надежде принести Чахтицам спасение! Мы тронулись, и тут за углом я заметил Дору. Она ухмылялась — это пробудило во мне опасение, что она будет и дальше шпионить за мной.
Мое волнение улеглось только тогда, когда наша коляска выехала из Пьештян. Тут уж я стал хладнокровно рассуждать и придумывать лучший способ, как попасть к палатину и предъявить ему жалобу города-страдальца. Вспомнил я и о приставленной шпионке. Но напрасно я оглядывался, так же как и мой остроглазый батрак. Никакого преследования мы не заметили.
Вечерело, густела тьма. Бучаны мы давно уже проехали, и батрак сказал, что он уже видит башни трнавских храмов.
Вдруг мы услыхали далекий топот. Сердце сжалось у меня в тревоге, батрак испуганно крикнул:
«Это гонятся за нами!»
Топот лошадиных копыт сзади становился все более зловещим, батрак яростно нахлестывал коней. От трнавской заставы мы были совсем близко, еще немного — и на нас уже никто не посмеет напасть, а если и нападут, подоспеет помощь. Но преследователи летели за нами, будто демоны.