Засмеялся и Юрай Заводский. Он как и палатин и некоторые мужья не любил графа. Раздражали в нем вечная дипломатическая скрытность, тщательно утаиваемые устремления и наглость, с которой он вероломно завоевывал сердца дам самой высокой репутации. Не раз случалось, что супруги благодаря его вмешательству настолько остывали друг к другу, что сохраняли лишь формальные узы, поскольку разводы, по соображениям религиозным и имущественным, а также во избежание неприятных толков, были делом чрезвычайно редким. И мужья, склонные во многих случаях прощать своим женам отдельные шалости, не могли смириться с тем, что они поддались этому искусителю.
— Как зовут эту девушку? — спросил секретарь гонца. Ни он, ни палатин не могли вспомнить имя невесты графа Няри.
— Эржика Приборская, — ответил гонец.
— Стало быть, твой господин возмутился, — сказал палатин, — что разбойник не только дерзнул влюбиться в девушку-дворянку, но даже женился на ней. И теперь требует, чтобы брак по моему вмешательству был признан недействительным, так как вызвал большое негодование. Если бы я с этой девушкой встретился, я выразил бы ей свое восхищение. Мне на ее месте разбойник тоже был бы приятнее, чем такой господин, как граф Няри.
— Кто тебя послал? — поинтересовался секретарь палатина.
— Этого я не могу сказать.
— Если твой господин утаивает свое имя, — отозвался палатин, — скажи ему, что Дёрдь Турзо не принимает его послание к сведению.
— Это был определенно посланец графа Няри, — рассудил Юрай Заводский, едва гонец ушел.
— Я тоже в этом уверен, — рассмеялся палатин. — Однако, мой друг, я бы очень хотел заехать в Чахтицы. Там творятся удивительные вещи. Для укрощения разбойников и чахтичан, которые их поддерживают, мы послали триста ратников — и в тамошней церкви разбойник женился. Не подозрительно ли это?
— Подозрительно, даже очень, — ответил Юрай Наводский, — но мы не имеем права задерживаться, каждая минута дорога.
— Ты прав, но мне это не дает покоя, да и следовало бы наконец навестить вдову моего лучшего друга.
Палатин с немалым удивлением наблюдал, как секретарь, с которым он всегда был в дружеских отношениях, усиленно ищет различные поводы, чтобы отменить остановку в Чахтицах.
— Я знаю тебя, Юрай, как свои пять пальцев, — палатин пытливо взглянул на секретаря, — а потому тебе не удастся утаивать от меня, что по неведомым причинам ты избегаешь встреч с Алжбетой Батори. Я заметил, как ты всячески старался вычеркнуть ее имя из списка гостей, а когда я стал настаивать, ты потребовал от меня неслыханной вещи: чтобы я обошелся без тебя, поскольку ты якобы собираешься отправиться во Францию. Тебе вздумалось на несколько месяцев оставить меня без помощника, без моей правой руки. Скажи мне, что за этим скрывается?
Голос палатина звучал начальственно, как всегда, и умные глаза его пытливо смотрели на секретаря.
— Не требуйте от меня, мой господин, — ответил в замешательстве секретарь, — чтобы я открыл единственную, но самую мучительную тайну моей жизни. Боюсь, что после этого вы уже не сочтете меня достойным вашего доброго отношения и доверия.
— Хорошо, дорогой мой секретарь, — улыбнулся палатин, — сохраняй свою тайну. Но уверяю тебя: нет такого обстоятельства, которое я бы не мог понять и которое могло бы изменить мое мнение о тебе.
Секретарь ответил палатину благодарным взглядом.
— Позвольте, господин, доложить вам о ходе приготовлений к свадьбе.
— С этим подождем, обговорим все по дороге!
Когда они сели в экипаж, перед палатином на почтительном расстоянии остановился капитан гайдуков его свиты и, стоя навытяжку, спросил, куда направить путь.
— В Чахтицы! — воскликнул палатин и хитро подмигнул секретарю.
Он улыбнулся, когда заметил, как Юрай Заводский вздрогнул, и тотчас же переменил приказ:
— Нет, не в Чахтицы, а в Пьештяны!
Палатину Турзо не было еще и сорока пяти, но бородка и почти всегда нахмуренный лоб делали его много старше. Он действительно состарился не по годам, поскольку с юных лет вел бурную жизнь. С большими или меньшими перерывами в течение двух десятилетий отстаивал отечество от набегов жестоких турок. Война поглотила всю его молодость. Им двигала жажда побед и славы. Он не переставал воевать даже после заключения перемирия с турками. Только поле боя изменилось: честолюбивый и деятельный, он избрал политическое поприще. Год назад достиг звания палатина. Благодаря прямому характеру, привычке смотреть недругу смело в глаза и без колебания ударить по нему, когда возникает необходимость, он преодолел сотни ловушек, расставленных хитрыми соперниками. В том, что он оставался на прочных позициях, была немалая заслуга его секретаря. Заводский был человеком решительного и открытого нрава, но считал своей обязанностью следить за бурлением колдовского котла дипломатии и политики и всегда вовремя предупреждал своего господина о вероломно расставленных ловушках. Палатин прекрасно сознавал, как много для него значит этот человек, и к приязни его прибавлялось еще и уважение.