Замок словно вымер. Стоявшие на страже у ворот гайдуки подпрыгивали и потирали озябшие руки.
— Ну и дурачье! — заговорил с ними Павел Ледерер. — В такую непогодь сам черт не осмелился бы выйти на улицу. Заприте ворота и идите ко мне обогреться.
Вовсе не из сочувствия приглашал он их к себе — ему хотелось выведать, что новенького на граде.
Когда в очаге затрещал огонь, гайдуки возвеселились душой.
— Эх, винца бы! — завздыхал один.
— Сей момент будет! — заверил другой. — Гайдуки, охраняющие изнутри вход в подземелье, сразу сжалятся над нами, как только напомним им, что завтра они будут торчать снаружи, а мы на их месте. Им-то, видно, сейчас куда как хорошо! Даже на дворе слыхать, как они там горланят!
Гайдук и вправду принес вино. В минуту кувшин опустел, и гайдук снова отправился к подземелью.
Весело стало в каморке Павла Ледерера, один он хмурился и сидел как на иголках.
— Так вы говорите, что Фицко отправился куда-то с четырьмя десятками молодцов?
— Ей-ей, правда. Прямо-таки прыгал от радости, перед тем как отправиться. Видать, опять на что-то особое нацелился.
Павел Ледерер понимал, какую цель преследует горбун. Магдуле, Марише и Эржике грозит опасность. Что делать f Не опоздают ли Калина, Дрозд и Кендерешши?
— Эх, хоть бы снова повстречался горбатый черт с Дроздом. У него уже опять отросли рожки.
Все гайдуки к пожеланию присоединились.
Тут гайдук, побежавший за вином, влетел в комнату сам не свой.
— Кто-то яростно рвется в ворота!
Гайдуки кинулись к воротам.
— Так вы выполняете свои обязанности, бездельники? — раздался перед воротами злобный голос и богохульная ругань.
То были Дора Сентеш и Эржа Кардош. Две лошади, запряженные в сани, рыли копытами снег перед воротами.
— Несите девушек в людскую! — злобно распорядилась Дора. Павел Ледерер оцепенело издали смотрел на сани. На них, точно поленья, лежали пять девушек, прикрытые грубой холстиной, засыпанной толстым слоем снега.
Сани напоминали могилу, прикрытую снежным плащом. Гайдуки брали связанных девушек на руки и относили их, а девушки дергались, извивались и кричали.
— Ха-ха, радость-то какая, — смеялась Дора, — я уж было боялась, что они дорогой замерзнут.
— Пустите меня! — закричала последняя девушка, которой удалось выпутаться из веревок. Она вырвалась из рук гайдуков и бросилась к воротам.
То был голос Барборы Репашовой!
— За ней! — рявкнула Дора и кинулась вслед за бегущей. Схватив ее ручищами, поволокла снова во двор. — Только этого мне не хватало, чтобы ласточки мои разлетелись! — Она злобно хлопнула ее по спине.
Павел Ледерер хотел было броситься и освободить Барбору из рук мужиковатой бабищи, но осадил себя. Было ясно, что его попытка потерпела бы неудачу.
Девушек, схваченных на посиделках в Новом Месте, Дора отвезла не прямо на град, решив сперва сделать из них земанок. Разотрет им руки, чтобы они стали нежнее, выкупает и нарядит в платья, оставшиеся от убитых дворянских дочерей.
Гайдуки огорченно топтались у ворот.
— Нам было так хорошо, а эта чертова баба выгнала нас на мороз!
Поток гайдуцкой брани несся вместе с хлопьями снега к прикрытым занавесками окнам людской, робко подмигивавшим дикой мгле.
— Вы и впрямь горемыки, — сказал Павел Ледерер, — жалкие холуи чахтицкой госпожи. Такая потаскуха, как Дора, может вами помыкать!
— Черт бы ее побрал! — Гайдуки продолжали клясть ее последними словами.
— Ну, что до меня, так я как-нибудь утешусь. — Павел Ледерер отошел от ворот. — Есть такое местечко, где меня примут с распростертыми объятиями.
— Какое это местечко?
— Гнездышко подружки! — ответил он и разразился смехом тем более победным, что гайдуки смертельно завидовали ему.
Чахтичане спали спокойным сном.
А с бездонного черного неба под завывание метели сыпал холодным пухом снег.
Ледерер был в отчаянии. Только бы не опоздать, только бы замысел его удался. Он освободит Барбору, а если это ему не удастся, погибнет вместе с ней!
Как раз в то время, когда Павел стучался в ставни священника, Дрозд, Калина и Кендерешши подъезжали к охотничьему замку.
— Всмотритесь, други, — пальцем указал Ян Калина на маленький замок, занесенный снегом и белеющий во тьме, — он словно заколдованный. Но не принцы расколдуют его, а разбойники!