— Эржика!
Ответом — гробовое молчание. Эржика уткнулась головой в подушку, чтобы заглушить рыдания. Ни за что на свете она бы не согласилась открыть дверь. Сердце ее кипело от негодования. На дворе загремела коляска, увозившая Беньямина Приборского. «Уезжает — и без меня!» — подумала девушка с таким ощущением, словно коляска проехалась по ее сердцу.
Алжбета Батори постояла еще немного у двери, прислушиваясь, а потом медленно, уныло вернулась в спальню. Она была убеждена, что Эржика крепко спит, и потому, пересилив горячее желание увидеть ее, отложила встречу на утро.
Она решила ни словом не укорять Эржику в любви к Андрею Дрозду и не заикаться о ее ночной вылазке.
Она ни в чем не будет упрекать ее, она просто будет бесконечно нежна с ней. Увезет ее в Прешпорок — там в блеске развлечений и балов девушка забудется и место Андрея Дрозда в ее сердце займет кто-нибудь другой.
Когда в коридоре затихли шаги Алжбеты Батори, Эржика быстро оделась, открыла окно и выпрыгнула во двор. Прочь, как можно быстрее прочь отсюда! Мир велик, но Андрея Дрозда она где-нибудь обязательно отыщет.
С бьющимся сердцем она кралась к воротам. И тут отчаяние охватило ее: могучие кованые ворота были заперты, да так, что сквозь них не проник бы даже муравей.
Она беспомощно огляделась. Ограда высокая, через нее не перелезть. Лестницы тоже не видно. Придется вернуться. Но завтра она что-нибудь придумает и во что бы то, ни стало скроется с глаз графини.
Когда капитана пандуров привезли в замок, он велел отнести себя в постель — рана его разболелась, сил никаких не было. Как только раненого уложили, он приказал одному из гайдуков:
— Приведи ко мне господского слесаря!
Через минуту слесарь вошел в комнату.
— Ты Павел Ледерер, сын Яна Ледерера? — спросил его капитан. — Это ты помог поймать Яна Калину?
— Да, — ответил Ледерер, удивившись, что капитан знает имя его отца.
Капитан с минуту смотрел на него испытующе, потом сказал:
— Я видел твоего отца!
Павел Ледерер засыпал капитана вопросами. Как, когда, где? Он всем сердцем мечтал поскорее увидеть отца и проклинал тяжелые обстоятельства, мешающие ему вернуться в Новое Место, вскочить на коня, оставленного у трактирщицы, и помчаться домой к родителям.
— Не важно, при каких обстоятельствах Я встретился с твоим отцом, — ответил капитан. — Хочу тебе передать лишь его наказ.
— Как так? — изумился Павел Ледерер. — Отец знает, что я вернулся?
— Да, знает. Знает и то, как Ты вернулся и каким путем нашел это место.
В сердце Павла роились мучительные догадки. Значит, отец знает все, но от кого же? Да и ведомо ли ему, что на самом деле он не изменник, что скорее умер бы, чем пошел бы на предательство?
— Что же он передает мне?
— Он проклинает тебя и не считает тебя больше сыном!
Павел обессиленно опустился на лавку. Проклятие отца оглушило его.
— Слушай, слесарь, — спустя минуту продолжал капитан, — не отчаивайся. У тебя будет еще достаточно возможностей заставить отца отказаться от своих проклятий, прижать тебя к груди и благословить!
— Заставить его?! — пробормотал Павел.
— Вот именно, заставить, потому что уже нынче ночью, возможно, лесника приволокут в чахтицкий замок как преступника, а тебе, пособнику графских слуг, придется убедить отца, что предать товарища — не грех, что деньги не пахнут, главное, чтоб звенели в мошне!
Капитан засмеялся, и этот смех полоснул Павла прямо по сердцу.
Что на уме у этого человека? Куда он гнет? Он тоже считает его предателем, он действительно думает так, как говорит? Можно ли ему доверять? Нет, на нем форма устрашающе красного цвета.
— А почему его сюда приволокут? — Ледерер понемногу приходил в себя. Он решил вытянуть из капитана все, что тот знает, но при этом не обмолвиться ни единым неосторожным словом.
— Потому что поднял мятежную руку на твоего дружка Фицко, — ответил капитан. — Бедняга, мне жаль его, врагу не пожелаешь того, что ждет его.
Павел постепенно узнал все, что хотел узнать. За исключением тайного умысла своего собеседника. Ледерер видел, что капитан словоохотлив — из иного клещами ничего не вытянешь, а этот сам все охотно рассказал. Чувствовалось, что Фицко он ненавидит и презирает. Но почему и в нем, Павле, хочет вызвать ненависть к горбуну и не скупится на оскорбления? Он что, хочет испытать его надежность и преданность чахтицкой госпоже? Напрасно, его не проведешь!