И что, спрашивается, получил? Капризы, гримасы и претензии. Очень может быть, что дражайшая Эмилька тоже чего-то хотела, но ведь это вещь второстепенная, он бы, конечно, этим потом занялся, а сейчас важнее всего было сокровище, что ждало в апартаментах так некстати возвращавшегося кретина…
Да. Ждало. Сокровище ждало. Чего, чёрт возьми, это бесценное сокровище дожидалось?!
И, как всегда, в своей излюбленной манере Доминик ни за что не желал примириться с фактом, что сокровище ждало его развода. Даже осознать этот простой факт не хотел, вот только сокровище не позволяло забыть о своих требованиях, отворачивало надутое личико, морщилось, ворчало и каменело. А, может, обмякало. Но, как бы там ни было, делалось чужим и недоступным.
В таком вот умственном раздрае Доминик возвращался домой.
За шесть прошедших дней в нём прочно утвердилось чувство, что над ним довлеет некое обязательство, избавиться от которого нет никакой возможности. Ах да, дети. Его собственные дети. За которых он отвечает по закону, по суду и по-всякому, и нет от этой заразы никакого спасения.
Хотя вообще-то по жизни он детей любил, всех, и отлично с ними ладил. Мог преспокойно где-нибудь на курорте, на пляже пасти человек тридцать — двадцать восемь чужих и двоих собственных — к огромному облегчению всех заинтересованных мамаш и папаш. Правда, в нынешних обстоятельствах Доминик категорически отказывался принимать во внимание, что теперешние безоблачные отношения с детьми — исключительно Майкина заслуга.
Равно, как не желал осознавать полнейшую дурость Вертижопки. Что при многих оригинальных чертах его характера являлось как раз чертой, весьма свойственной мужчинам и как нельзя более нормальной. Если особа, с которой он говорит, со всем соглашается, кивает и смотрит с восхищением, значит, эта особа на редкость умна. И точка.
Дети упорно не позволяли о себе забыть и капали на мозги. Кристинку должна была забрать сестра, а Томек будет ждать у бассейна. Иначе его пришлось бы забирать деду, у которого дел хватало и без Томека, и дед бы точно взбеленился. Секунды три Доминик жалел, что вместо любимого «харлея» у него нет машины, после чего собрался и взял ноги в руки.
Ничуть при этом не умиротворённый.
Дома ждал стол, заставленный миниатюрными закусками, сырами, паштетами и марципанами, а также сияющая и любящая мамочка. Майка, не зная, кого увидит, на всякий случай приготовилась ко всему.
Работа в Швеции, по её мнению, удалась. Она, разумеется, не приписывала всех заслуг себе одной, хотя идея-то была её, а конечный результат Майку вдохновлял и наполнял счастьем. Как воспримет дело её рук остальное человечество, оставалось только догадываться, поскольку ей пришлось возвращаться. Утешалась она тем, что долго в неведении не пробудет, кто-нибудь да сообщит — сам заказчик или Харальд, или Данута, а уж если совсем невтерпёж станет, выберет свободную минутку и сама смотается в Стокгольм. Заработала достаточно, может себе позволить.
Ну и дополнительный плюс. Месть…
Дети вернулись практически одновременно. Первой Кристинку забросила Регина, сестра Доминика, и, обрадовавшись, что Майка на месте, немедленно умчалась по своим делам. Сдала племянницу и исчезла. Сразу вслед за ними появился Томек с папочкой и ещё не просохшей головой.
На автомобиль никто из них внимания не обратил, просто не ожидали ничего подобного. Тем более что стоял он не перед самым домом, а чуть дальше, на краю теоретически охраняемой стоянки. Зато при виде стола дети сразу пришли в восторг, а Доминик был окончательно выбит из равновесия.
Ну, в конце концов, мог же он с посторонней особой посидеть за столом. Посторонняя особа поразительно контрастировала с неразговорчивым сокровищем Томек с Кристинкой задавали массу вопросов, а особа охотно на них отвечала, разговаривая исключительно с детьми. Доминик мог молчать, сколько влезет, но в застольных рассказах так часто мелькал пресловутый Харальд с историческими зубами, что отец настырных детей не выдержал.
— Если я правильно понял, всю эту колоссальную работу, о которой здесь говорится, сделали два человека? — съязвил он.
— Да ты что, пап? — Отцовская тупость искренне огорчила Томека. — Двое на всё большущее здание?