Закрыл глаза.
Застонал… Гортанная смесь мурлыканья и рычания, сводящая с ума своей красотой, великолепная в своем диком необузданном голоде.
Наполеан был чистым первобытным совершенством.
В нем было все, что она хотела бы видеть в идеальном любовнике, даже больше. И в таком состоянии на него даже больно было смотреть. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к его поразительному лицу, огладить четко очерченный идеальный рот.
Наполеан медленно облизнул губы и втянул ее палец в теплую глубину своего порочного рта, порезав его кончиком клыка — преднамеренно.
Брук ахнула и отдернула руку, ее сердце застучало от возбуждения… и предвкушения.
Вся игривость исчезла из его глаз, теперь там горел лишь сильный, животный голод. А также потребность, столь примитивная, что она просто сочилась из него.
Брук тяжело сглотнула и наблюдала, как изо рта мужа выдвинулись клыки, его член казалось возбудился еще сильнее, а глаза вспыхнули темно-красным светом.
Она застыла, загипнотизированная его мощью, поглощенная восторженным созерцанием его очаровательного… великолепия.
А потом он снова уткнулся лицом между ее грудей, по очереди терзая их, пока, наконец, не начал прокладывать путь вдоль ее ребер к талии… и еще ниже…
Его язык в первый раз попробовал ее плоть. Брук вскрикнула и выгнулась под ним, приподнимаясь над кроватью. Он с примитивным мужским удовлетворением удержал ее на месте, прижимая бедра сильными, как тиски руками, лаская ее своим ртом.
После третьего оргазма Брук начала плакать.
Настоящими… неиссякаемыми… слезами.
Он доводил ее до оргазма снова и снова, вызывая в женщине все большую потребность в освобождении, пока, наконец, не пробудил голод такой силы, что ничто кроме слияния их тел, не могло его утолить.
Наполеан не просто дразнил. Это была истинная пытка.
В конце концов Брук не смогла больше терпеть, она вцепилась в его руки, впиваясь ногтями в кожу.
— Почему ты это делаешь? — всхлипнула она, начиная чувствовать себя глупо.
— Делаю что? — хрипло уточнил мужчина, его глаза смотрели с глубоким, звериным голодом.
— Ты знаешь что, — прошептала она. — Дразнишь меня… а потом отталкиваешь.
Она застонала ему в грудь.
Наполеан зарычал и затем медленно приподнялся над ее телом, нависая сверху.
— Я не пытаюсь тебя мучить, Iubita mea. Я лишь хочу…
Он осекся.
Брук взяла его лицо в свои руки и пристально уставилась в светящиеся глаза.
— Чего ты хочешь, Наполеан? Скажи мне, потому что я не переживу эту пытку.
Он покачал головой, а затем снова встал перед женой на коленях. Поднял ее ноги и аккуратно положил их себе на плечи. Затем, нежно поглаживая бедра, подтянул женщину вперед, пока головка члена не уперлась в ее истекающую влагой плоть.
Сердце Брук перестало биться, когда она почувствовала жар и размер его естества. Оно было твердым словно копье и влажным от первых капель наслаждения. Она затаила дыхание… в ожидании. Когда ничего не произошло, она прошептала:
— Чего?! Чего ты хочешь?!
Его глаза сказали, что Наполеан балансировал на грани полной потери контроля.
— Ты моя, — выдавил он сквозь зубы. — Скажи это.
Брук почувствовала большую твердую головку его члена, что толкалась у входа ее лона, стремясь войти внутрь. Она с трудом смогла собрать свои мысли, не говоря уже о способности говорить. Наполеан выглядел полностью охваченным похотью и страстью.
А также любовью…
Разве это было возможно?
Она открыла для него свое сердце, поэтому знала, что подарит также и тело.
— Я твоя, — прошептала она.
Наполеан толкнулся бедрами вперед, проскальзывая внутрь и растягивая ее на несколько дюймов, прежде чем снова остановиться. Мощные бедра дрожали от напряжения, еле сдерживаясь, чтобы не войти глубже.
— Скажи это громче, Брук, — Он прикусил нижнюю губу. — Говори искренне, — В его голосе послышалось такое сильное отчаяние, и внезапно она поняла…
Этот мужчина прожил в одиночестве дольше, чем она могла себе представить.
Целую вечность.
Он стоически нес на своих плечах все тяготы своего народа и заботился о потребностях каждого, кроме своих собственных, ставя интересы других превыше всего. Он защищал род вампиров от внутренних и внешних угроз, ведя своих подданных через радикальные изменения во времени, месте и идеологии, не имея никого рядом с собой.
Не получая ответной благодарности.
Его власть была настолько велика, что все знакомые боялись его. Наполеан практически не мог свободно выражать свои желания и потребности.