— Мой вид, — признался Натаниэль, — должен питаться раз в несколько недель или около того. Наши жизни, сила, способности к регенерации — все это заложено в крови. Мы питаемся, только чтобы выжить.
Она колебалась.
— Ты убиваешь людей?
— Плохих людей, — сказал он. — Я никогда не охотился на невиновных.
— А на кого ты охотился?
— На людей, которые преследуют других с единственной целью — получить удовольствие от их страданий.
Его слова, казалось, удивили ее.
— Ты убивал их? Как какой-то линчеватель? Судья, жюри и палач в одном лице?
Натаниэль смотрел в сторону, обдумывая ее слова.
— Я могу читать мысли людей, Джослин. Я могу смотреть их воспоминания. Это не те же самые доказательства, которые используются в ваших человеческих судах... со всеми предрассудками и опасениями, которые скрывают правду. В их виновности нет сомнений. И я не пью кровь, потому что я линчеватель; я пью ее, потому что вампир.
Джослин медленно покачала головой.
— Но что если вокруг нет... виновных... людей?
Он осторожно взял ее руку и крепко сжал в своей.
— Тогда я могу взять кровь от кого угодно, но не убив невинного в процессе.
Она притихла на секунду.
— Люди охотятся за вами? Я имею в виду с чесноком и крестами, колами... или что-то в этом роде?
— Они бы это делали, если бы знали о нашем существовании, — ответ последовал без колебаний. — Это случалось много раз на протяжении веков.
Джослин несколько раз моргнула, явно пытаясь переварить его слова.
— Веков? Сколько тебе вообще лет, Натаниэль?
— Можем мы пропустить этот вопрос?
— Нет... скажи мне.
— Мне чуть больше десяти веков.
Джослин сделала глубокий вдох.
— Больше тысячи лет? — она запнулась, ошеломленная.
Он похлопал ее по руке.
— Да, но тебе не нужно беспокоиться, мне кажется, ты очень зрелая для своего возраста, — его губы растянулись в кривой улыбке.
— Сколько лет твоему брату? — спросила она.
— У меня трое живых братьев, но тот, которого встретила ты, — Маркус — один из старейших в нашем роду. Ему пятнадцать сотен лет.
Джослин недоверчиво покачала головой, а потом стала вдруг отстраненной, ее светлые глаза потемнели и затуманились, кожа заметно побледнела. Она выглядела неуверенной. Будто не знала, как задать свой следующий вопрос.
И, инстинктивно, он понял...
— И мы, наконец, вернулись туда?
— Куда? — пробормотала она едва слышно.
— Назад к тому, что беспокоило тебя все время. Назад к тому, что произошло ранее в том лесу. К страху, который заставил тебя — теперь уже дважды — пытаться покончить с собой.
Джослин медленно выдохнула и кивнула, но продолжала молчать.
Словно не могла говорить.
Ее глаза закрылись, и ладонь, до этого спокойная, начала дрожать в его руке.
— Что это, ангел? — спокойно спросил он. — Чего ты так боишься?
Она просто покачала головой.
— Ты не можешь сказать мне?
Она всхлипнула.
— Я хочу, но...
— Но что?
— Но просто... я просто... я боюсь.
Натаниэль попытался успокоить ее дрожь.
— Скажи мне тогда, чего ты так боишься, что ты думаешь должно произойти, если ты расскажешь мне?
Джослин не ответила.
— Если ты боишься, что я буду зол…
— Нет, не этого, — прошептала она.
— Тогда чего? — его взгляд проникал в нее и притягивал, словно магнит. — Скажи мне, Джослин. Да, у тебя мало причин доверять мне, но один раз...
— Я знаю, что ты планируешь сделать со мной, ясно? — она протараторила слова, как будто это был единственный способ их произнести. — И я говорю тебе, что не смогу вынести это. Ты понимаешь то, что я говорю? Я не смогу вынести это!
— Что ты думаешь...
— Почему ты это делаешь? — в ее голосе чувствовалась боль. — Давишь на меня вот так. По крайней мере, сейчас, в этот момент, я могу притвориться. Немного дольше я могу притвориться, что все хорошо. Но когда все это выплеснется наружу... — ее глаза потускнели, и она медленно отвела взгляд.
Натаниэлю стало неловко, хотя он попытался продолжить проектировать уверенность.
— Джослин, я не собираюсь делать что-либо без твоего разрешения.
— Ты не слышишь меня, Натаниэль, — произнесла она с нотками отчаяния. — Я знаю.
Натаниэль откинулся назад и сделал глубокий вдох.
Великие Небесные Божества, что, по мнению этой женщины, он собирается с ней сделать? Этого не могло быть — никак не могло — чтобы она знала о Проклятии Крови. И даже если и так, у него не было намерения принуждать ее.