Джослин сжала красивые иссиня-черные волосы, притягивая Натаниэля еще ближе. Разряды электричества прошлись через все ее тело... сосредотачиваясь между бедер.
— Натаниэль... — прошептала она его имя, хрипло призывая к... большему... Тихий стон удовольствия сорвался с ее уст.
Его губы сжались, руки спустились ниже, медленно поглаживая живот, лаская бедра, и еще ниже...
— И я хочу узнать, какой ты будешь, ангел, — он прижал ладонь к чувствительному месту между ее ног и начал поглаживать круговыми движениями, застонав. — Глубоко внутри.
Она задохнулась, что только возбудило его еще больше.
— Я хочу проникнуть так глубоко внутрь тебя, Джослин, — прорычал он и прижался губами к ее губам, языком проникая в рот, пробуя... изучая. — Ты позволишь мне, Джослин?
Джослин не могла говорить, понимая, что становится влажной, и ощущая болезненную пустоту внутри, когда растущие волны желания накрывали ее с каждым уверенным поглаживанием его пальцев. С каждым мягким прикосновением губ. С каждым чувственным движением языка.
Она прижалась к нему: искушая его... нуждаясь в нем. Отчаянно желая почувствовать.
Натаниэль нагнулся, чтобы ослабить узел халата, и она вздрогнула, когда внезапно холодный воздух коснулся кожи. А потом отстранилась и посмотрела в его красивые глаза. Густые волосы падали вперед на совершенное мужское лицо, а темные зрачки сияли, отражая лунный свет. Во взгляде читалось что-то дикое и примитивное: животный голод.
Джослин знала, что все его мягкие ласки и ленивые исследования только для нее. Похоть в его глазах было невозможно игнорировать, животная суть такого голода не вызывала сомнений.
Если бы он заботился только о себе, то взял бы ее не сдерживаясь. Заклеймил... властно. Подавляя и доминируя, требуя полного контроля.
И все же он медлил.
Сдерживался. Упивался ее откликом... медленным зарождением бушующего огня...
Наконец их взгляды встретились, его полные губы растянулись в улыбке, обнажая идеальные, блестящие зубы, а безупречная кожа практически светилась, когда он начал мурлыкать еще громче... бесстыдно прижимаясь к ней своим твердым членом.
А потом она почувствовала нежное прикосновение клыков к своей шее, мягкое скольжение острых кончиков вдоль артерии. Он прикусил кожу и быстро отстранился... даже когда она расслабилась.
— В другой раз, mea draga, — он выдохнул, голос звучал натянуто.
Джослин провела носом по его подбородку, чувствуя себя покинутой из-за этого минутного отсутствия контакта, поцеловала в шею, руками потянулась, чтобы расстегнуть рубашку. Ее бедра начали тереться о его твердый член — толстая, пульсирующая эрекция дразняще прижималась к ней.
— Mea draga? — спросила она со стоном.
Он сбросил свою рубашку с плеч, обнажая жесткую грудь, и когда ее глаза опустились ниже, у нее перехватило дыхание: у мужчины были просто греховно-великолепные шесть кубиков... ряды безупречных мышц пресса под гладкой кожей плоского живота.
Джослин вздохнула и начала медленно расстегивать его джинсы... не в силах скрыть свое удовлетворение: этот мужчина был гладиатором. Ее гладиатором.
— Моя дорогая, — прошептал он, переводя фразу, на ушко, а потом поймал ее взгляд на долю секунды... хотя казалось, что прошла целая вечность.
В следующий миг Натаниэль приник ртом к ее губам, давая почувствовать свою похоть и увеличивающееся желание, протянул руки, чтобы обхватить ее бедра, и плотно прижал к себе.
Джослин прильнула к твердому телу, подняв ногу и закинув на мощное бедро. Она напрягалась и выгибалась, предлагая себя. Бесстыдно терлась о его бедра, пока он гладил и исследовал ее тело.
Тяжелое дыхание вырывалось из него короткими выдохами, сердце быстрее забилось в груди. Он целовал ее властно, не сдерживая стоны удовольствия, покусывая нижнюю губу и переплетая их языки. Пробуя на вкус со всевозрастающим голодом... и похотью.
Одной рукой по-прежнему держа ее за талию, он потянулся, чтобы снять свои джинсы.
Джослин затаила дыхание при виде его огромного возбуждения. Болезненно прижатый к ее животу, его член был великолепен... Гладкий, словно шелк, но твердый, как сталь... Эротическое обещание экстаза.
Натаниэль снял с нее распахнутый халат и потянул за шелковую ткань ночной рубашки.
— Сними, — его голос был хриплым от желания.
Джослин стянула с себя рубашку и встала перед ним, одетая только в шелковые трусики. Его взгляд выражал полное одобрение, а рычание заставляло ее дрожать от желания.
— Ты такая... невероятная, Джослин.