«Это, должно быть, доктор», — подумал Луиджи.
И он не ошибся. Хозяйка лавки ждала доктора на первом этаже. Она наскоро сообщила ему подробности ужасного падения Эммы-Розы, а затем повела его к дочери. Врач взял горячую руку Эммы и стал считать пульс.
— Небольшая лихорадка, — сказал он. — Что у вас болит, дитя?
— Голова… То тупая боль, то до такой степени острая, что я с трудом удерживаю крик.
— А зрение?
— Глаза не болят, но и сегодня, как вчера, мне кажется, что в комнате туман.
Солнечный луч проник в окно и упал на ее постель.
Доктор осмотрел глаза и слегка нахмурился.
— Рану затянуло? — спросил он.
— Почти совсем, — ответила Анжель.
— Мне необходимо ее осмотреть.
Анжель поспешила снять легкую повязку.
— Совсем затянуло, — сказал доктор. — Да и некстати скоро, так как вследствие этого и головные боли, и ненормальность зрения. Не беспокойтесь, сударыня, это ничего. Мы положим за уши мушки и оттянем кровь. Я сейчас напишу рецепт. Потрудитесь дать мне бумагу.
— Внизу все приготовлено.
Спустились в лавку, и врач написал рецепт.
— Когда вы посетите нас?
— Завтра.
— Вы не находите опасности?
— Нет. Мне кажется, что нет серьезного осложнения. Повторяю, рана зарубцевалась слишком скоро, и оттого — боли.
— Какие последствия?
— Например, катаракта и потеря зрения.
— О, Господи! — воскликнула Анжель, бледнея.
— Успокойтесь, мы пресечем зло в корне.
— Вы надеетесь?
— Вполне уверен.
— Да услышит вас Создатель! Если бы моя дочь ослепла, я сошла бы с ума.
— Ничего подобного теперь не случится, ручаюсь вам.
Доктор ушел, взяв с собой записку своего коллеги из Сен-Жюльен-дю-Со о ходе болезни. Катерина побежала в аптеку, и скоро две мушки были за ушами у Эммы. Оставалось ждать, какое действие окажет предписанное средство.
— Мама, мне гораздо лучше; разве я должна непременно лежать? — спросила девушка после полудня.
— Нет, милочка, если ты чувствуешь достаточно сил, никто тебе не запрещает, даже напротив.
— Я встану.
Анжель помогла Эмме-Розе одеться и провела к камину.
— Как ты себя чувствуешь теперь?
— Гораздо лучше, почти совсем хорошо.
— Какое счастье!
Анжель осыпала поцелуями белые худенькие ручки Эммы, возносясь душой в благодарственной молитве Всевышнему.
В эту минуту две кареты остановились перед лавкой. Из них вышли господин де Жеврэ, начальник сыскной полиции, письмоводитель и два агента, Светляк и Спичка. Луиджи так удивился, что едва удержался от громкого восклицания.
— О, полиция! — пробормотал он. — Я узнаю начальника сыскной полиции. Неужели все эти «рыжие» приехали за леденцами от кашля или за грудным чаем?
Приехавшие направились в лавку Анжель. Первым вошел судебный следователь, а за ним — остальные. Катерина была одна и, увидя нашествие незнакомцев, вовсе не похожих на покупателей, струсила.
— Барыня, барыня, сойдите вниз поскорее! — закричала она пронзительным голосом.
Испуганная криком служанки, Анжель торопливо спустилась и побледнела, как смерть, оказавшись лицом к лицу с начальником сыскной полиции и судебным следователем. Однако, преодолев волнение, она твердым голосом произнесла:
— Ваше присутствие меня удивляет. Чем это вызвано?
Господин де Жеврэ ответил:
— Смертью господина Жака Бернье, вашего отца…
— Потише, ради Бога, потише, — перебила Анжель с живостью, глухим голосом.
— Почему потише?
— Моя девочка наверху… еще совсем больная… а я хотела бы, чтобы тайна моего рождения никогда не была ей открыта. Войдите сюда, господа… здесь никто нас не услышит.
Анжель открыла дверь в комнату, служившую ей столовой и приемной. Казнев и Флоньи остались в лавке. Испуганная Катерина хотела выйти, но Светляк ее остановил.
— Подождите, тетушка, — сказал он ей, смеясь, — останьтесь-ка с нами на минутку. Для нас составит удовольствие исполнить свой долг, побыв с вами.
— Но, сударь… — начала служанка.
— Не теряйте понапрасну времени на пустые слова, — перебил Спичка, — так приказано начальством, не спорьте, а повинуйтесь.
Дрожа, Катерина присела на стул и закрыла лицо руками. Анжель закрыла за собой дверь и потому не могла видеть, что происходит в лавке. Машинально она предложила сесть своим страшным гостям, но они остались стоять. Господин де Жеврэ хотел что-то сказать, но хозяйка не дала ему времени:
— Милостивый государь, какому новому допросу вы собираетесь подвергнуть меня сегодня? Не сказала ли я вам все, что знала? Вы нашли негодяя, убившего моего отца и покушавшегося на жизнь моей дочери? Не желаете ли устроить очную ставку между ним и моей малюткой? Предупреждаю вас, что в настоящую минуту я всеми силами воспротивлюсь этому свиданию. Моя дочь не в состоянии его перенести: путешествие ее страшно утомило. Ей хуже, чем было в Сен-Жюльен-дю-Со, и доктор, только что ушедший, предписал ей полное спокойствие.
Судебный следователь не прерывал Анжель в надежде, что она проговорится. Уверенный в ее виновности, он усмотрел в ее словах только наглость.
— Дослушав вас до конца, сударыня, я отдал вам дань вежливости как женщине, — возразил он. — Теперь потрудитесь отвечать.
Письмоводитель разложил на столе листы гербовой бумаги и приготовился писать.
— Mademoiselle Сесиль Бернье была у вас второго декабря?
— Не могу вам ответить положительно, сударь, но мне кажется, второго или третьего.
— Вы утверждаете, что она у вас не обронила записной книжки со вложенным в нее письмом отца и деньгами?
— Конечно, я снова подтверждаю, что книжки не находила. Если бы ее у меня потеряли и я ее нашла, то отослала бы немедленно.
— Одним словом, вы не видели записной книжки mademoiselle Бернье?
— Нет.
— Письма тоже?
— Ни того, ни другого.
— Знаете ли вы нотариуса Вениамина Леройе?
— Я его знаю только по фамилии, да и то с тех пор, как встретила его сына в Сен-Жюльен-дю-Со. Ему-то я обязана спасением дочери.
— Вы не знали, что ваш отец Жак Бернье имел дела с Вениамином Леройе, своим закадычным другом?
— Совсем не знала.
— До совершения преступления, может быть, но после?
— Ни раньше, ни потом.
— Однако же в ваших руках были вещи, посредством которых вы могли узнать… Оскар Риго должен был вам сообщить…
— Оскар Риго? — повторила Анжель суровым голосом. — Речь идет о том человеке, которого вы считаете моим сообщником, не так ли? Я столько же знаю его, как и Леройе.
— Берегитесь! — произнес господин де Жеврэ, прибегая к тактике, свойственной судьям.
— Чего мне беречься?
— Оскар Риго арестован.
— Так чего же вы ждете от меня? Если он задержан, вы должны знать, убийца ли он.
— Мы это знаем. Оскар Риго признался, и его слова сильно вас компрометируют.
Следователь надеялся увидеть Анжель побежденной, разбитой, с опущенной головой, но она, напротив, гордо выпрямилась, и ее глаза метали искры негодования.
— Его слова меня компрометируют! — воскликнула она, пожимая плечами. — Что может быть общего между мной и убийцей, как в прошлом, так и в настоящем? Думаете поставить меня на одну доску с этим негодяем? Вам это не удастся! Я не знаю, кто такой Оскар Риго, и даже не слышала его имени.
— Он утверждает совсем другое!
— Убийце немудрено быть лгуном! Впрочем, какое значение могут иметь его слова? Вещь возможная, что Риго меня знает, но я-то вовсе его не знаю! Слушая вас, я думаю, что сплю наяву! Моя жизнь прошла в страданиях, борьбе и труде. Разберите все мое прошлое, и вы не найдете ничего такого, что бы заставило бы меня краснеть, исключая одной только ошибки, которую я искупила привязанностью, даже обожанием моей дочери. И вдруг — я убила отца, подкупив соучастника! Полноте! Да вы сами этому не верите!