Кейт в теорию верить не желала, по крайней мере без доказательств. Она настаивала на том, что и Джек Фаррелл, и Джанкарло Бартоли и так уже имели достаточно денег, заработанных законными путями, и в то время получали весьма и весьма солидный доход. Просто рекордную прибыль, если на то пошло. И та сумма, которую они извлекли из обманной сделки с Кеньоном, — то есть семьдесят пять миллионов фунтов — для них не являлась сногсшибательной. А для Кеньона она равнялась всему его состоянию. Роберт был английским лордом, героем войны, отмеченным наградами. У него имелись связи в верхах; его контакты могли быть полезны его друзьям, а это — так думала Кейт — стоит куда дороже семидесяти пяти миллионов фунтов.
Мэллой никогда не встречал людей, которым хватало денег; впрочем, в аргументах Кейт присутствовала некая логика. Кроме того, он не мог понять, зачем Бартоли понадобилось убивать не только Роберта Кеньона, но и саму Кейт. Она была крестницей старика и, судя по всему, его любимицей. Ее отец и Джанкарло были не просто партнерами по бизнесу, а старыми друзьями. Если Бартоли и решил по какой-то причине ликвидировать Роберта Кеньона, почему не подстроить все так, чтобы Кейт рядом не оказалось? Этот вопрос заставил Мэллоя пересмотреть свою теорию.
Возможно, Джанкарло Бартоли ни в чем не виноват. Возможно, Лука и Джек Фаррелл сами организовали обман и убийство Роберта Кеньона. Лука к роману друга со своей бывшей подружкой и к их последующему браку отнесся благосклонно — пожалуй, даже слишком. Вероятно, имели место какие-то эмоции, которые он счел за лучшее не выказывать. В это Кейт тоже предпочла не верить. Она сказала, что после гибели Роберта у нее с Лукой возобновилась связь, но большей частью отношения были деловые. Мэллою слова «большей частью» показались странными, но он не стал уточнять. У него самого в молодости подобные романы случались несколько раз, так он и развелся. Когда все это происходило, Лука был женат, и Кейт сказала, что он из тех итальянцев, которые женятся на всю жизнь. Она была для Луки временным увлечением, не больше. И когда возник Роберт Кеньон, Лука попросту с радостью отошел в сторону ради друга. Потом Кейт несколько месяцев жила в поместье Бартоли на Майорке и разбиралась в делах. Там, как она выразилась, «было несколько ночей», но ничего слишком серьезного. Мэллой с трудом мог представить это. Кейт была кем угодно, но только не такой женщиной, какими наслаждаются время от времени. Конечно, тогда она была младше и сильнее походила на любительницу вечеринок, у которой денег больше, чем здравого смысла. Почти как капризный ребенок. Той женщиной, которую знал Мэллой, Кейт сделал Айгер — Айгер и десять лет рискованной жизни.
Прошло больше года с того дня, как Мэллой согласился оказать Кейт «услугу», а он до сих пор не мог предоставить ей ничего, кроме отсутствующих деталей головоломки, а их было множество. Он ходил кругами, и эти круги уводили его обратно, к финансовой версии; только она казалась ему достойной внимания. Он полагал, что о недостающих звеньях цепи рассказал бы Джек Фаррелл — если бы только удалось спокойно поговорить с ним, — но, увы, эта ниточка оборвалась слишком резко, как и все прочие, а Мэллой вдруг оказался в Гамбурге, столкнувшись с необходимостью решить проблему, ставшую для него полной неожиданностью. А тут еще Чернова…
Инстинктивное чутье нашептывало… да что там, оно просто кричало: «Надо уходить!» Мэллой нисколько не сомневался в том, что ему подстроили ловушку, но отступать сейчас было поздно. Кроме того, в деле возникла Чернова, так что, пожалуй, не оставалось другого выхода, как только стиснуть зубы и упрямо идти до конца.
Мэллой подумал, не просмотреть ли еще несколько файлов, но решил немного отдохнуть. Он проспал несколько часов и успел к завтраку, типично немецкому: кофе, сок, хлеб, джем, каша, несколько кусочков фруктов, мясная нарезка и сыр. Мэллой вдруг поймал себя на том, что соскучился по Гвен — завтракали они всегда вместе. Ему хотелось позвонить ей, но в Нью-Йорке сейчас была глубокая ночь.