Она подняла лицо к нему.
Он взял ее подбородок в свою руку и приник к ее губам. Он удерживал ее там, пока грубо раздвигал ее губы поцелуем и глубоко касался ее языком. Она могла бы вырваться из его осторожной хватки, но не сделала этого. Зеркало выскользнуло из ее рук на ковер. Она прижала ладони к его твердой груди и застыла, завороженная.
Наконец, он дал ей отдышаться. Она пыталась дышать, голова кружилась. Он заправил прядь волос, выбившуюся из ее венца. Она, должно быть, выглядела, как только что развращенная невеста. Она определенно чувствовала себя так.
Он смотрел на нее, его глаза полыхающим золотом.
— Если кто-то усомнится в нашей уловке, я заставлю их поверить.
Он уже почти заставил поверить ее саму, хотя она и знала правду. Все это, конечно, ради плана. Ради убийства.
У ворот поместья Трои окутал себя и Селандин заклятиями вуали, которые скроют их от смертных глаз. Он почувствовал желание крепко обвить ее руками и унести в направлении, противоположном их врагам.
Почему сегодня вечером его защитные инстинкты так бушуют? Она может позаботиться о себе, и все, о чем он должен думать, это как он убьет Риксора и Кайона.
Они остановились у границы защитных чар Святилища. Он уставился на адское кольцо огня, которое держало его связанным здесь последние сто лет. Несколькими вращениями веретена Селандин огонь угас.
Он был свободен. Ее рукой.
Он переступил порог и шагнул в нынешний мир.
Человеческие эмоции прокатились через него и заставили его пошатнуться назад. Чары все это время ограждали его от жизни города, и теперь ему казалось, будто он проглотил все возбуждение, всю жадность и все желания Короны.
Селандин схватила его за руку.
— Трои?
— Я в порядке. Просто… привыкаю. — Он резко выпрямился и, собрав волю в кулак, попытался обуздать свои силы Гесперина — те немногие, что у него были.
Историческая улица родовых поместий была в основном узнаваема, по крайней мере. Но гуляющие празднующие или проезжающие в своих паланкинах были одеты в головокружительное разнообразие стилей, которые он не мог представить себе при жизни.
Он проводил взглядом обнаженную шею женщины.
— Какие откровенные моды в наши дни. Почему ты носишь высокий воротник до самого подбородка?
Она посмотрела на него из-под ресниц.
— Один принц сказал мне, что приличие усиливает азарт погони.
Он провел пальцем по ее воротнику, касаясь через ткань места своего укуса.
— Тебе нравится погоня?
Цвет на ее щеках углубился.
— Ты не исказил свои навыки.
Скрытые его магией, они покинули район Тауруса. Широкий бульвар, усаженный апельсиновыми деревьями, был единственной границей, разделявшей городские резиденции двух враждующих династий, но это была непроходимая пропасть на протяжении поколений. Под руку с Селандин Трои вошел на вражескую территорию.
Она провела его по задней улице, где суетилась прислуга, затем вдоль оштукатуренной стены, усеянной защитными заклинаниями. Остановившись в тени, она снова достала свое веретено.
Ее глаза сверкнули, и брови нахмурились от усилия.
— Риксор усилил защитные чары с моих времен, но недостаточно.
Прямо перед ними в заклинаниях расползлась дыра.
— Скорее, — сказала Селандин. — Помоги мне перелезть.
Он притянул ее к себе и левитировал их через стену. Она издала тихий звук удивления.
— Ты думала, я просто подброшу тебя и буду ждать, пока ты заберешься, когда мы можем делать все по-Гесперински? — спросил он.
— Ты полезный, когда нужно проникнуть в мой собственный дом.
Ее поместье представляло собой обширный комплекс округлых арок и широких портиков, окруженных роскошными садами. Павлины бродили между высокими каменными фонтанами и топиариями16. Вся знать, связанная с Паво, высаживалась из своих паланкинов у парадного входа, где стражи в цветах морской волны, зеленого и черного впускали их по одному.
Трои и Селандин избежали передних ворот и вопросов стражников. Он ослабил свои вуали, оставив на месте только заклинание, которое защищало ее личность. Они растворились среди гостей, уже бездельничавших в садах, словно были там все время.
Он боролся с желанием ослабить воротник. Эмоции присутствующих были накалены и будут литься еще свободнее вместе с алкоголем. Он задыхался от смертных страстей и горестей. Не в последнюю очередь от бурлящих чувств, бушующих в Селандин, возвращающейся в свой украденный дом.
Она изнывала от предательства, хотя ее тон был холодным и надменным.