Она вытащила простую тунику и свободные штаны — фасоны, которые не сильно изменились за век, — и швырнула в него. Они ударили его по лицу, прикрыв рельефную грудь. Она закрыла все занавеси вокруг него.
Пока он одевался, она пыталась игнорировать шорох ткани о кожу. Ей нужно было защититься от его чар не только туникой, но она отказалась снова надевать этот холодный, грубый саван. Она достала роскошный бархатный халат темно-коричневого цвета с золотой вышивкой и накинула его на плечи. Такая мягкость и тепло. Она сдержала тихий стон удовольствия.
Когда он раздвинул занавес, его движения были вялыми, лицо — землистым12. Ха. Непобедимый воин былых времен не мог даже одеться, не изнуряя себя до предела.
Невольно в ее мысли ворвались воспоминания из храма. Бывали времена, когда она падала без сил от постов, наложенных на нее за мелкие бунты.
Она подошла ближе и протянула запястье.
— Спасибо. — Его тон даже не звучал неохотно.
Он взял ее предплечье в свои большие ладони. Темные волосы упали ему на лицо, когда он наклонился к ее вене. Его губы коснулись нежной кожи на внутренней стороне запястья. Когда клыки вошли в плоть, она прикусила щеку, чтобы не вскрикнуть. Это не было так интимно, как питье из шеи, но удовольствие все равно разлилось по телу. Казалось, в последнее время она постоянно мерзла, но теперь тепло пробежало от головы до пальцев ног и кончиков ноющих пальцев.
Он сглотнул и тяжело вздохнул. Наблюдая, как он пьет, она вспомнила, каково это — украсть буханку из храмовой кладовой и впиться зубами в теплый хлеб после недель лишений.
К тому времени, как он насытился, рассвет уже пробивался сквозь щели ставней. Он откинулся на подушки, глаза закрылись. Короткая летняя ночь закончилась, и восход солнца снова погрузил его в сон, но всего лишь на день.
Теперь у Селандин была работа. Она поспешно вышла из его комнаты и отступила в большой зал. Она начнет здесь и обыщет весь поместный дом в поисках одежды и припасов, которые можно использовать для ее плана.
Она подняла брошенный саван. В следующий момент она уже рвала швы. Звук разрыва эхом разнесся по залу. Она рвала сильнее, чтобы услышать его снова. Разорвала одежду на все меньшие куски, слезы текли по лицу. Когда остались лишь лоскуты, она растоптала их каблуком.
Все кончено. Она сбежала из храма. Она никогда не вернется в то место, какая бы судьба ее ни ждала.
Глава 4
Трои боролся с Рассветным Забытьем. Его тело лежало недвижимое и тяжелое, в то время как его разум лихорадочно работал. Он никогда не вернется в тюрьму сна. Он должен был выбраться.
Когда его конечности наконец пришли в движение, он с облегчением вздохнул. Он сел и потер лицо.
Это не было жестокой уловкой или раз в столетие помилованием. Он проснулся навсегда. Благодаря Селандин. Ее живая аура наполняла поместье, которое так долго пустовало без посетителей.
Она определенно не была сном. Если бы он выдумал прекрасную спасительницу, чтобы даровать ему благодать своей крови, Паво никогда бы не стала объектом его фантазий.
Он сосредоточился на том, чтобы отгородиться от ее присутствия, но это лишь заставило его сосредоточиться на ней. Он сдался, бормоча проклятия в адрес Кровавого Союза и вторгшейся принцессы.
Трои впервые за сто лет поставил ноги на пол и попытался встать.
Его колени подогнулись, и он рухнул на землю, как ребенок. Если бы его люди могли видеть его сейчас, он бы никогда этого не пережил. Иовиан, с его острым, как бритва, юмором, поджаривал бы Трои на костре в каждом лагере до конца их военной карьеры.
Трои уперся лбом в край кровати. Удержалась ли удача непобедимого Ремуса, и дожил ли он до выхода на пенсию с мужчиной, которого тайно любил? После того как Марто умер героической смертью, смогла ли его вдова содержать их детей без помощи Трои? Он никогда не узнает.
Но он знал, что они сделали бы в этот момент. Поднялись бы снова.
И он заставил себя встать. Шаг за неуверенным шагом он последовал за аурой Селандин в большой зал. Он нашел ее сидящей на его троне в его бархатном халате, пожирающей целую гусиную ножку.
Он нахмурился.
— Давайте, Ваше Высочество. Чувствуйте себя как дома.
— Пора бы тебе уже встать, соня. — Она облизала палец.
Он вспомнил, каков был на ощупь этот палец у него во рту. Его клыки напряглись в деснах, и он сглотнул, его горло было сухим, как песок.
— Мои комплименты вашему повару, — сказала она, — и тому, кто наложил чары, сохранившие эту еду свежей.