ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Главный зал на борту «Беллуса» мог затмить соборы некоторых колониальных миров. Это был монастырь для гигантов: связанные сводами и балками башни-колонны возносились на головокружительную высоту. В дальнем конце, в носовой части, сиял витраж, изображавший примарха Сангвиния в наиболее кровожадной его ипостаси: яркое как солнце золото священной брони пятнала алая кровь врагов, голова запрокинута, рот распахнут в победном кличе. Войдя в зал, брат Рафен осознал, что его взгляд сразу оказался прикован к оскаленным белоснежным клыкам примарха. Он вспомнил, что у него самого такие же острые зубы. И такой же красивый и тонкий, благородный профиль. Эти признаки были общими для всех Кровавых Ангелов и подчеркивали их генетическую связь с богоподобным существом, изображенным на витраже.
Величественный зал оказался Рафену в новинку, поскольку прежде он никогда не был на борту «Беллуса». Шествуя в парадном строю братьев-астартес, он не мог не восхищаться бесчисленными произведениями искусства и скрижалями со священными текстами. Тут были целые главы из книги Лемартеса и слова заветов повелителей Ваала. Золотые руны сияли на плитах из обсидиана, поверхность которого влажно блестела темно-красным.
Но взгляд Рафена постоянно возвращался к витражу. Чем ближе он подходил к алтарю в главной части зала, тем больше деталей проступало в изображении. Теперь Рафен видел темную фигуру Императора выше и правее Сангвиния. Тот смотрел свысока, холодно и гордо. За рамками центрального круга располагались вставки со сценами из благословенной жизни Ангела — младенец, упавший на поверхность Ваала, мальчик, голыми руками убивающий огненного скорпиона. Сангвиний, парящий на ангельских крыльях с огненным взором, и он же — в поединке с архипредателем Хорусом, за миг до собственной гибели. На мгновение под воздействием этого зрелища Рафен ощутил, что словно перемещается, — он как будто очутился дома, на Ваале Секундус. Смятение и эмоции последних дней растаяли, но потом он заметил смутные очертания газового гиганта за витражным стеклом, и наваждение прошло.
Выжившие на Кибеле вместе с Рафеном достигли почетного места близ алтаря и все как один преклонили колени. Черепа-дроны разлетелись над залом с кадилами, источающими запах ладана, ароматный дым потек на головами собравшихся для причастия.
В тишине зала раздался голос Сахиила — словно ударили в гонг. Слова жреца гремели из динамиков на колоннах зала:
— За Императора и Сангвиния, за них стоим, им мы служим!
Каждый космодесантник в зале повторил эту фразу, и хор заставил вибрировать стены. Краем глаза Рафен видел Аркио, который повторял литанию, шевеля губами. Рядом с ним находились Люцио, Туркио и Корвус. Технодесантник коснулся символа Адептус Механикус в виде шестерни и черепа на своей груди. Корвус непроизвольно прижимал ладонь к заживающей ране, нанесенной ему демоном-зверем. Туркио стоял неподвижно, прикрыв глаза.
Верховный сангвинарный жрец поднялся на кафедру по деревянным ступеням и поклонился мерцающему гололитическому изображению брата-капитана Идеона. За тысячелетия сложилась традиция: командир судна лично присутствует на мессе. Но соблюдать обычай в условиях войны было трудно, Идеон был буквально прикован к мостику. И поэтому в зале он присутствовал душой, но не во плоти.
Капитан остался на командной палубе в одиночестве: кабели связывали его нервную систему и сознание с машинным духом «Беллуса». Глаза и уши бесчисленных датчиков, расставленных в главном зале, позволяли Идеону наблюдать за церемонией.
Рафен поднял взгляд и впервые заметил в тени галереи инквизитора Стила. Эта мизансцена словно копировала изображение алтарного витража — так же отстранение, сверху, Император Человечества наблюдал за Сангвинием.
Сахиил встал перед кафедрой и возложил руки на крылатую каплю крови, которая венчала аналой, словно носовая фигура корабля.
— В этот день мы благодарим нашего примарха и Императора Человечества за славный, щедрый дар войны. Мы отдаем нашу кровь Сангвинию, ему принадлежат наша вера и наша честь, до самой смерти.
— До смерти! — взревел хор голосов.
Священник благочестиво склонил голову.
— Мы чтим наших братьев, павших на Кибеле. Некоторые из них были избранными паладинами, участвовавшими в миссии «Беллуса». Жаль, что они не увидят ее завершения.
Он открыл большую книгу в серовато-коричневом переплете из кожи ваальской песчаной акулы и пробежал пальцами по столбцам имен. Каждое было вписано туда кровью.
— Мы говорим о них сегодня, чтобы жизни, отданные на гробницах героев, стали памятью. Познайте их жертву и чтите ее!