Жилое пространство открытой планировки было недавно убрано, но в воздухе всё ещё витал стойкий мужской запах. Он был достаточно слабым, чтобы сказать ему, что, кто бы это ни был, он пробыл тут недолго. Кейн подошёл к кофейному столику и взял одну из папок из аккуратной стопки. Он улыбнулся про себя, просматривая страницы о самом себе. Девушка была дотошной, он должен был отдать ей должное.
Он положил папку обратно и прошёлся по остальной части гостиной, мимо обеденного стола, который она использовала в качестве письменного. Её коллекция DVD была скудной, в отличие от переполненного книжного шкафа. Её музыкальный вкус было трудно определить по горстке разношёрстных компакт-дисков, разбросанных среди них. Выбранные ею картины прерафаэлитов, украшавшие стены, выглядели неуместно в минималистской современной квартире, которую она называла домом. Не было фотографий друзей или семьи. Никаких украшений, кроме единственного Пегаса, которого он взял с полки у телевизора. Это место было не более чем офисом вдали от работы.
Заглянув в ванную, а затем в её спальню, он вернулся на кухню открытой планировки. Он взял её рабочую сумку со стойки и начал вынимать содержимое, пока стопка конвертов не привлекла его внимание. Он поднял их с верха другой стойки. На каждой был штамп, но они никогда не были отправлены. Каждая был написана одним и тем же почерком. Исходивший от них мужской запах соответствовал тому, который он уловил в комнате. Он вытащил открытку из открытого конверта.
Роб.
Он мгновенно усмехнулся.
Роб и открытки на день рождения за шесть лет, но, судя по силе его запаха, они появились в её квартире совсем недавно.
И Кейтлин открыла только одну, прежде чем отложила их в сторону.
Он бросил открытку обратно и вернул своё внимание к её рабочей сумке, тихо вытряхивая остальное содержимое. Он собрал со стола кое-какие бумаги и засунул их внутрь. Затем прошёл в ванную и взял шампунь и гель для душа из всё ещё влажной душевой кабины. Он взял её расческу для волос, гребень и зубную щетку с полки рядом с раковиной, прежде чем задержался на трёх флаконах духов. Он выбрал с нежным, женственным ароматом магнолии и кедра, тонкими оттенками мускуса и ванили — тот, который был на ней прошлой ночью. Он положил его в сумку ко всему остальному.
Он вошел в единственную другую дверь в квартире, его ботинки бесшумно ступали по ковру с глубоким ворсом, когда он переступил порог её спальни.
Она лежала лицом к нему, освещённая лампой, под которой заснула. Она лежала почти на животе, её верхняя нога была согнута более или менее на одной линии с талией. Эта поза демонстрировала привлекательный внутренний изгиб её нижней части спины, соблазнительно подчеркивая её зад, её бёдра.
Он тихо открыл её гардероб и пробежался взглядом по тем немногим вещам, которые у неё были. Там были джинсы, брюки или рубашки — исключительно подходящая для работы одежда. Но он нашёл три чайных платья2 в глубине. Он осторожно снял их с вешалок, засунул в сумку, а потом открыл верхний ящик комода. В её ящике для белья было много образцов красивого кружевного нижнего белья, которое он рассматривал на ней тогда в коридоре. Выбрав несколько изящных предметов белого и кремового цветов, он положил их в сумку, прежде чем оставил сумку в дверях.
Кейн обошёл кровать с её стороны. Она лежала, подложив одну руку под голову, волосы частично закрывали её хорошенькое личико. Он окинул взглядом очертания этого стройного, изящно изогнутого тела под простынёй, которую он медленно и осторожно откинул, обнажив простой нежный шёлковый пеньюар, который лишь добавлял ей уязвимости. Он наклонился, желая убрать прядь волос с её щеки. Она нахмурилась, слегка пошевелилась, но не проснулась, когда он задержался на мягкой, безупречной коже её плеча, шеи. Мужчина в нём, не говоря уже о вампире, мгновенно пробудился. Он заставил себя отвести взгляд.
Её прикроватный столик был в беспорядке, завален наполовину прочитанными книгами. Очевидно, что концентрация была проблемой, если только это не было связано с её работой и преследованием его. Он отодвинул в сторону будильник и полупустую кружку с кофе, чтобы взять рамку с её фотографией с родителями. Рик и Кэтлин Пэриш смотрели на него в ответ. Кейтлин была их единственным ребёнком. На вид ей было лет девять, её глаза излучали озорство и счастье. Идеальная жизнь, ожидающая своего часа, чтобы разбиться вдребезги, поскольку она цеплялась за своих родителей, особенно за своего отца.