— Умер, — сказал я.
— Я по-прежнему еще хоть куда, — хмыкнул он. — Что пьяный, что трезвый. Ну да мне теперь все это без пользы. Они меня уже опознали?
Я помедлил с ответом. Он тут же ткнул пистолетом мне в горло; я поперхнулся и инстинктивно едва ли не цапнул ствол.
— Ну-ну, — мягко предостерег он меня, — без шуток. Ты ж не настолько глуп.
Я опустил руки и вывернул их ладонями к нему. Как он хотел. Сам он до меня не дотрагивался, предпочитая тыкать пистолетом. Ему было наплевать на то, что у меня тоже может оказаться оружие. А это означало, что он, скорее всего, уже принял решение.
Ему теперь было вообще на все наплевать, если он сюда вернулся. Наверное, так на него действовал горячий ветер, который бесновался у моих закрытых окон, как прибой под волноломом.
— У них есть твои отпечатки, — сказал я. — Но я не знаю, насколько они четкие.
— Вполне сойдут — но не для передачи по фототелеграфу. Придется для проверки отправлять их самолетом в Вашингтон, а потом обратно. Скажи-ка мне, приятель, зачем я здесь?
— Ты слышал, как я разговаривал с пареньком в баре. Я сказал ему, как меня зовут и где я живу.
— Это все как, приятель. А я спросил — зачем. — Он улыбнулся мне. Улыбка была скверная, особенно если она последняя, которую тебе суждено увидеть.
— Завязывай, — сказал я. — Палач никогда не просит жертву гадать о цели своего посещения.
— Смотри какой крутой. После тебя я наведаюсь к тому мальцу. Я проследил его от полицейской конторы прямо до дома, но решил, что ты будешь первым. Ехал за ним от центра в той машине, которую Уолдо взял напрокат. От самой полицейской конторы, приятель. Эти копы такие болваны! Ты можешь сидеть у них прямо под носом, а они тебя даже не заметят. А стоит тебе припустить за трамваем, так они тут же открывают пальбу из пушек, заваливая попутно пару случайных прохожих, дрыхнущего в своей машине таксиста и старушку уборщицу, что моет шваброй пол на втором этаже. А в того, за кем они гнались, им попасть, конечно же, не удается. Такие вот чертовы болваны, эти копы.
Он повертел дулом пистолета, упиравшимся мне в горло. Глаза его стали выглядеть еще более безумными.
— У меня времени навалом, — сообщил он. — Взятой Уолдо напрокат машины хватятся еще не скоро. Да и самого его быстро не опознают. Уж я-то этого Уолдо знаю. Хитер был. Ловкий малый, Уолдо.
— Еще немного, и меня вырвет, — сказал я ему. — Если ты не уберешь свою пушку от моего горла.
Он улыбнулся и переместил пистолет к груди, к сердцу:
— Так будет получше? Не стесняйся, говори.
Должно быть, я говорил более громко, чем мне хотелось. Между дверью гардеробной и стеной показалась щелочка. Потом она стала расширяться. Я увидел глаза девушки, но мгновенно отвел свой взгляд, уставившись в зрачки лысоголового. Очень твердо — я не хотел, чтобы он перевел свой взгляд с меня.
— Боишься? — мягко спросил он.
Я налег на его пистолет и затрясся. Я подумал, что ему должно понравиться, что я трясусь. Девушка вышла из-за двери. В ее руке опять был пистолет. Я чертовски переживал за нее. Она или бросится к выходу, или завопит. В любом случае нам обоим крышка.
— Эй, ты что, собрался затянуть представление на всю ночь? — проблеял я. Мой голос словно бы доносился издалека, как шум радио на другой стороне улицы.
— Да нравится мне, приятель, — расплылся он в улыбке. — Я просто тащусь от всего этого.
Девушка маячила где-то у него за спиной. Нельзя было двигаться более бесшумно, чем это делала она. Впрочем, толку в этом все равно было мало. Он с ней и вовсе церемониться не станет. Я смотрел в его глаза всего пять минут, но было ощущение, что я знаю его всю мою жизнь.
— А что, если я закричу? — предположил я.
— Ну что ж, попробуй крикнуть. Давай кричи, — сказал он с улыбкой законченного убийцы.
Девушка не метнулась вон. Она была у него за спиной.
— А что, возьму и крикну, — пригрозил я.
Словно это был сигнал, она, не издав ни звука, уткнула свой пистолетик ему в ребра.
Он должен был как-то среагировать. Это было похоже на коленный рефлекс. Разинув рот, он вскинул руки и немного выгнул спину. Дуло пистолета смотрело теперь мне в правый глаз.
Я, нырнув головой вниз, изо всей силы вмазал ему коленом между ног.
Он согнулся, и тут я заехал ему уже в подбородок. Я лупил так, словно забивал последний костыль в полотно трансконтинентальной железной дороги. Я до сих пор ощущаю боль, касаясь костяшек пальцев.
Ствол его пистолета царапнул меня по щеке, но выстрела так и не последовало. Он был уже готов. Хрипя, он повалился на левый бок. Я ударил его в правое плечо — очень крепко. Пистолет вылетел у него из руки, упал на пол и отскочил под кресло. Где-то позади я услышал стук падающих шахматных фигур.
Девушка стояла над киллером и смотрела на него. Потом ее исполненные ужаса, широко раскрытые глаза встретились с моими.
— Я у вас в долгу, — сказал я. — Все, чем я располагаю, отныне и навсегда принадлежит вам.
Она меня не слышала. Ее глаза расширились так, что отчетливо выделялись белки под пронзительно-голубыми радужками. Она, не выпуская пистолета из рук и не поворачиваясь, внезапно устремилась к двери, нащупала позади себя ручку и повернула ее. Потянула дверь на себя и выскользнула наружу.
Дверь захлопнулась.
Она ушла с непокрытой головой и даже без своего жакета «болеро».
У нее оставался лишь пистолет, который по-прежнему был на предохранителе, так что выстрелить она бы не смогла.
Несмотря на ветер, в комнате было тихо. А потом я услышал, как киллер, лежа на полу, хватает ртом воздух. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Я подобрался сзади и обыскал его — нет ли другого оружия, — но ничего не обнаружил. Я достал из ящика своего стола пару наручников и, вытянув его руки вперед, защелкнул браслеты на его запястьях. Они смогут его утихомирить, если, конечно, он не слишком сильно будет их терзать.
Он смотрел так, будто снимал с меня мерку для гроба, невзирая на то, что был еле жив от боли. Он лежал на полу в самом центре комнаты, по-прежнему на левом боку, скрюченный, какой-то весь иссохший — человек с лысой головой, вывернутыми губами и дешевыми серебряными пломбами на зубах. Его пасть выглядела как черная дыра; он дышал с перебоями, словно волнами: пара вдохов, остановка, опять пара вдохов…
Я прошел в гардеробную и открыл ящик. Шляпа и жакет девушки лежали, брошенные поверх моих сорочек. Я запрятал их подальше, вниз, и завалил сверху своими вещами. Потом направился в кухню и плеснул себе изрядную порцию виски, проглотил ее и замер на мгновение, прислушиваясь, как горячий ветер завывает за оконным стеклом. Хлопнула где-то дверь гаража, сильно провисший между изоляторами электрический провод хлестнул по стене здания с таким звуком, будто бы кто-то выбивал ковер.
Напиток потихоньку оказывал свое благотворное действие. Я вернулся обратно в гостиную и открыл окно. Человек на полу, в принципе, не мог учуять духов девушки с ароматом сандалового дерева, но кто-то другой вполне был способен.
Чуть погодя я закрыл окно, вытер ладони и решил воспользоваться телефоном, чтобы дозвониться до полицейского управления.
Коперник по-прежнему был на месте. Своим наглым голосом он проговорил:
— Да? Марлоу? Погоди, сейчас угадаю. Держу пари, что у тебя возникла новая идея.
— Установили личность киллера?
— Закрытая информация, Марлоу. Чертовски сожалею, приятель, и все такое прочее. Ты же сам понимаешь, как оно бывает.
— О'кей, мне плевать, кто он такой. Просто приезжайте и заберите его, чтобы не поганил пол в моей гостиной.
— Господи Иисусе! — заорав, Коперник тотчас понизил голос и продолжал более спокойно: — Подожди-ка минутку, всего одну минутку, приятель. — Я услышал где-то в отдалении шум закрываемой двери. Потом опять раздался его голос: — Выстреливай! — сказал он чуть ли не с нежностью.
— В наручниках, — сообщил я. — Весь к вашим услугам. Пришлось заехать ему по яйцам, но он непременно оправится. Он явился, чтобы устранить свидетеля.