— А вы знаете, что это за финн?
Полковник отрицательно покачал головой:
— К сожалению, я не располагаю информацией о нем. Знай мы об этом, нам легче было бы выйти на Сержанта. А за ним, в свою очередь, и на всю группу.
— В чем заключается моя задача?
— Она проста. Закрепишься в группе и уничтожишь Сержанта, а заодно и всех тех, кого он подготовил.
— Да уж, это действительно очень простая задача, — иронично улыбнулся Чертанов.
Полковник улыбнулся в ответ:
— А ты молодец, Михаил, не разучился спорить с начальством. Значит, мы в тебе не ошиблись. Но ведь легких задач мы никогда не ставим.
Все шло именно таким образом, как и предполагал полковник Гордеев. Он действительно был выдающийся стратег. Через три месяца Михаила определили на чалку, где он вошел в пристяжь к одному из тамошних авторитетов.
За свою легенду он не опасался. Добротная, разработанная до любых мелочей, его «уголовная биография» вызывала нешуточную зависть любого баклана. В какой-то степени она служила трамплином для его дальнейшего карьерного роста в уголовной среде. Через полгода прежнего смотрящего хаты, где сидел Михаил, перевели на другую кичу, и Чертанов самым естественным образом занял его место, заручившись советом тюрьмы. Это был нешуточный взлет. О такой карьере мечтают многие блатные. Вместе с привилегиями нового положения в его руки свалилась власть почти над сотней зэков, внимавших теперь его словам с уважением и некоторым страхом.
Теперь на Михаиле замыкалась вся жизнь в хате: он должен был улаживать возникающие споры, от его воли во многом зависели отношения между сидельцами, за ним было последнее слово, кому лезть под нары, как делить грев, как строить отношения с тюремным начальством.
Чертанов старался быть справедливым смотрящим. Он дотошно, с тщательностью, которую ему привил прежний хозяин хаты, вникал во всякий конфликт или спорный вопрос, требующий его личного разрешения.
Месяц назад он получил маляву от Сосо Маленького, в которой тот писал, что следит за его ростом и был бы рад начать кое-какие совместные дела.
Это был прорыв!
Когда в следующий раз Чертанова «выдернули» из камеры, он не замедлил передать эту информацию для полковника Гордеева.
Но сейчас с появлением в камере Святого Чертанов как никогда остро осознал, что все время живет в шаге от гибели. Достаточно новичку заикнуться об их встречах в следственном кабинете, как все рухнет, — сидельцы тотчас «законопатят» его. Затянут на горле шнур, чтобы не рыпался, и, как говорится, сделают то, что положено делать в подобных случаях. Всем хором!
От подобного предположения его бросало в жар. Внешне Михаил держался, как и прежде, спокойно, вот только ладони порой покрывались липкой предательской сыростью.
Святой растянулся на шконаре, заложив руки за голову, и, видно, погрузился в какие-то воспоминания.
Чертанова неотступно продолжала терзать мысль, каким образом Герасим оказался в одной камере с ним? Следовательно, в оперативной комбинации полковника Гордеева произошел какой-то сбой, в результате которого Святой оказался рядом с ним и просто подавлял психику Михаила одним своим присутствием.
Сначала Чертанов и в самом деле подумал, что Святой запамятовал об их встречах в следственном кабинете, уж слишком непринужденно он вел себя. Но взгляд, брошенный им через минуту в сторону Чертанова, — откровенный и вызывающий, — свидетельствовал о том, что им ничего не забыто!
Время подбиралось к отбою. Сидельцы в ожидании заслуженного отдыха суетились, спеша закончить дневные дела. Чертанов решил подсесть к Святому. Тот, не показав удивления, лишь ободряюще усмехнулся: «А ты — молодец, хорошо держишься!»
Стоило смотрящему хаты присесть на шконарь к Святому, как тотчас вокруг них образовалось пустое пространство. Создавалось впечатление, будто они уединились в отдельную кабину. Каким-то неведомым чутьем, присущим заключенным, сидельцы хаты угадали, что разговор между смотрящим и новичком пойдет серьезный, а потому освободились даже соседние нары, чтобы хотя бы случайно не подслушать беседу между двумя авторитетами.
Кто знает, о чем они будут перетирать? Может быть, власть в хате начнут делить? Лучше держаться от этого подальше.
Некоторое время Михаил и Герасим просто смотрели друг на друга. Будто поединщики перед схваткой. Святой заговорил первым:
— Так какие проблемы ломать будем… смотрящий? — приглушенно спросил он.
Вроде бы и сказано это было доброжелательно, даже с некоторым уважением в голосе. Смущала лишь заметная пауза перед словом «смотрящий». В любом другом случае подобной заминкой можно было бы пренебречь (мало ли?), но Чертанов понимал, что в стенах кичи ничего не происходит просто так. Любая интонация имеет четко выстроенный подтекст.
Это был вызов, на который следовало отвечать незамедлительно. И Чертанов, нащупав в кармане лезвие, сказал как можно спокойнее:
— Хм… А ты имеешь что-нибудь против смотрящего?
— Я-то нет, но вот другим может кое-что не понравиться. — Оглянувшись, Святой добавил: — Хочешь, раскину карты, как ты здесь оказался?
— Не утруждайся. Значит, нужда пришла.
— А не боишься, что тесемочку на кадыке затянут?
— Если и затянут, так только по твоей милости, — мрачно сказал Чертанов. — Тебе, впрочем, тоже тогда не жить, сам понимаешь. Вот такой он, расклад, — неторопливо сообщил Михаил, подмечая малейшие движения лицевого нерва Герасима.
— Выдерни меня отсюда, Стрелок… Тогда могила! — неожиданно попросил Святой. И, расценив затянувшееся молчание Михаила по-своему, прибавил: — Мне терять нечего, уж больно большой срок мотаю.
— Я тоже сюда не конфеты жрать пришел, — отрезал Чертанов.
— Без базара. Я все понимаю!
Чертанов взвешивал шансы «за» и «против».
В углу хаты неожиданно раздался дружный смех. — сидельцы разыгрывали в карты, кому сегодня ночью предстояло стоять «начальником сортира». Суть игры заключалась в том, что каждый, кто встает ночью по нужде, обязан спросить разрешения у «начальника сортира». И попробуй не спроси! Могут повесить косяк. Обязательно отыщется несколько пар глаз, которые заприметят нарушение.
Но хуже всего самому «начальнику», который на протяжении ночи будет обречен на выслушивание доклада по полной форме и обязан будет давать разрешение на пользование толчком. Все бы ничего, если бы в хате было немного народу, шутка удалась бы сполна. Но сложность заключалась в том, что камера от пола до потолка была забита сидельцами и даже думать о сне не имело смысла. Будут будить через каждые пять минут. А это перебор!
На этот раз в неудачниках оказался Барсук — шут хаты. И теперь каждый предвкушал, что за ночь у Барсука накопится немало презабавных историй, которыми он щедро поделится с сокамерниками.
Святой улыбнулся:
— Жизнь такая. Так что скажешь? Ништяк? Руку-то из кармана вынь, чего за писалку-то держаться. Уколешься.
В голосе вора послышался укор.
Чертанов усмехнулся. Пальцы разжались, выпустив осколок лезвия. Вынув руку из кармана, он демонстративно хлопнул ладонью по колену:
— Вот так тебя устроит?
— Да, — кивнул Святой, — так оно лучше будет. А то разговариваю с тобой, а сам будто бы на угольях сижу. Не знаю, когда именно ты меня по горлу полоснешь. — Чертанов посмотрел на сидельцев, которые теперь развлекались новой игрой. Святой его перегляд понял по-своему: — Не боись, ты здесь в авторитете, тебя никто не подсекает.