И действительно, когда он с трудом дошел до края трущоб, то увидел, что странный дом Женщины с Реки словно поднимается из разбухшей реки. Вода, разлившаяся вокруг лачуги, пока не выглядела чересчур глубокой, но, переходя вброд, Джаспер окончательно промочил бы ноги. Мальчик остановился в нерешительности, спрашивая себя, что будет, если Магды не окажется дома. Но пока он размышлял, вода продолжала прибывать. Джаспер понял, что должен идти вброд сейчас или искать себе другое убежище, но какое — не мог придумать.
Он сделал первый шаг. Нога провалилась глубже, чем он предполагал, — до середины икры, и он едва удержал равновесие из-за боли. К тому времени, когда он забрался на склон, к голове морского чудища над дверью, у него зуб на зуб не попадал. Морское чудище злорадно ему ухмылялось, и Джасперу почудилось, будто оно помахивает хвостом позади лачуги. Он закрыл глаза и, преодолев ступеньку, заколотил в дверь так, чтобы хозяйка услышала его, несмотря на ветер. Ответа не последовало. Джаспер снова отошел назад и взглянул на крышу. Там вился дымок, значит, внутри горел огонь. Мальчик постучал еще раз. Опять никакого ответа. Он толкнул дверь, позабыв о вежливости: так отчаянно хотелось добраться до тепла.
В продымленной лачуге было темно, если не считать света от огня, разведенного посредине комнаты. Джаспер прошел несколько шагов, закрыв за собою дверь. Что-то слегка коснулось его лба, в ноздрях защекотало от пыли. Мальчик постоял неподвижно, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Со всех потолочных балок свисали пучки трав, развешенных на просушку. В комнате стояло несколько столов и скамеек, два угла были забраны занавесками — должно быть, там Магда Дигби устроила лежанки. Джаспер проверил, но никого не обнаружил. Застланные тюфяки словно приглашали прилечь. Мальчик подумал, что неплохо бы снять промокшую одежду и прикорнуть до возвращения хозяйки. Он подтянул скамью к огню и развесил на ней свою одежонку, чтобы побыстрее просохла. Других вещей у него не было. Устраивая порванные ботинки на краю круглой жаровни, где горел огонь, он заметил на камне котелок с медленно кипевшим супом. Протянув руку, он сунул туда палец, а потом облизал его. Зеленоватое варево горького вкуса. Ни кусочка мяса, ни жиринки. Наверное, какой-то травяной настой. Не очень аппетитный. Зато горячий. Решив согреться, Джаспер снял с полки маленькую плошку и, налив себе немного варева, выпил залпом. Его передернуло от горечи, зато он согрелся изнутри и за одно это был благодарен. Упав на одну из лежанок, он заснул через секунду.
Разбудили мальчика сильнейшие колики. Джаспер обхватил живот руками и выбрался из постели, чтобы не испачкать ее. Голова кружилась, он с трудом держался на ногах. Плюхнувшись на тростниковую подстилку, он согнулся пополам, и его вырвало. Он отполз в сторону, ему казалось, будто его режут изнутри ножами. Джаспер лег на бок, подтянул колени к подбородку и застонал от нового приступа нестерпимой боли. Он был напуган, вспоминая, что люди умирали от таких колик. Попытался молиться, но никак не мог сосредоточиться на священных словах. Это испугало его еще больше. Если он не может молиться, неужели ему придется умереть без Божьей милости? Он забылся беспокойным сном, и ему пригрезилось, что он стал ростом с мышку и тонет в котелке с горьким зеленым варевом, которое ни в коем случае нельзя глотать. Но тут начался другой сон, в котором монах в коричневой рясе принес на руках мать Джаспера на одну из лежанок в лачуге, а сам велел Магде сначала позаботиться о мальчишке. «Нет! — закричал Джаспер. — Спасите мою маму. Не дайте ей снова умереть!»
А потом над ним склонился кто-то, от кого пахло рекой, землей и дымом.
— Джаспер, открой глазки. Что ты съел, Джаспер? Магда должна знать. Ты хлебнул зеленого настоя?
Он слабо кивнул, зажмурившись от света масляной лампы, которую Магда поднесла прямо к его лицу.
— Глупый мальчишка. Это было приготовлено не для тебя, а для той девчушки, что должна освободиться от семени лорда. Сколько ты выпил, Джаспер?
— Маленькую плошку. — Он слабо указал, как ему показалось, в сторону горевшего огня. — Там моя мама?
— Конечно нет, бедный мой мальчик. Там всего-навсего девушка, для которой приготовлено это снадобье, — ответила Магда.
Джаспер прикрыл веки, чтобы скрыть слезы разочарования.
Магда осторожно его уложила, потом подошла к огню, взяла маленькую плошку, валявшуюся рядом с котелком, нюхнула ее, смерила на глаз. Мальчик выпил больше той порции, какую она обычно давала своим пациенткам.
— Джаспер, птенчик мой, ты чуть себя не убил. Магда надеется, что твой живот успел очиститься до того, как яд начал действовать. А теперь Магде придется сделать тебе больно, пока она будет накладывать шины тебе на руку и бинтовать ногу. Тебе повезло, что нога не сломана.
Джаспер тихонько заверещал, когда человек в коричневой сутане из его сна наклонился над ним, чтобы удержать на месте.
— Монах Данстан привез ко мне девушку, чье снадобье ты отведал. Он поможет тебе полежать спокойно, пока Магда будет вправлять сломанную руку.
Когда Магда потянула руку Джаспера, он от боли сразу отключился. Знахарка даже обрадовалась. Мальчишка и без того натерпелся за свои восемь лет жизни — зачем доставлять ему новые мучения? Наложив на перелом шину, обработав примочкой ушибленное бедро и колено, перевязав раны, Магда устроила для Джаспера лежанку поближе к огню, укрыв ребенка одеялами и шкурами, чтобы он хорошенько пропотел. Теперь оставалось только ждать, чтобы выяснить, успел ли подействовать яд.
Пока Джаспер спал, Магда занялась молодой женщиной, но мысли ее были с мальчиком, который лежал у огня такой бледный и неподвижный. Ей не хотелось быть повинной в его смерти. Он был ее любимцем. Смышленый, добрый мальчик. Магда даже подумывала взять Джаспера к себе после смерти его матери, но потом отказалась от этой мысли. Если он сумел выжить на улицах Йорка, то так тому и быть. Быть связанным с «крысятником», как благородные жители Йорка называли жалкое скопище лачуг вдоль реки, означало обречь себя на жизнь нищего или вора.
Мальчик вскрикнул, и Магда кинулась к нему. Она обняла его худенькое тельце вместе с одеялами и прижала к себе. Дыхание у Джаспера было затруднено, но отнюдь не напоминало предсмертный хрип. Возможно, теперь опасность для него миновала. Все-таки он не впал в забытье, неизменно ведущее к смерти. Магда тихонько убаюкала Джаспера, и вскоре он заснул. Когда задремала и молодая женщина, Магда повернулась к монаху.
— Ну и как ты собираешься платить Магде, Данстан?
— Я думал повиниться перед старшим братом и попросить у него денег, — ответил монах. — Разве только ты согласишься, чтобы я до конца своих дней молился о твоей душе?
Магда презрительно фыркнула.
— На что мне молитвы монаха-греховодника? Даже если бы Магда разделяла твою веру, то не считала бы, что твои молитвы чего-то стоят. А что касается денег твоего брата… — Она закатила глаза. — Магда говорит, что ты должен сослужить ей службу. Отправишься к аптекарше, Люси Уилтон, и спросишь у нее, не возьмет ли она мальчика в свой дом до тех пор, пока над ним не рассеется беда. Полностью не рассеется — так ей и передай слово в слово, Данстан. Она поймет.
Амброз Коутс, один из городских музыкантов, спешил по Футлес-лейн, прижимая к груди завернутые в плащ инструменты, хотя нависавшие вторые этажи домов надежно защищали от дождя. Он тихонько напевал новую пьесу, которую только что репетировал с другими музыкантами, и потому не заметил свертка, лежавшего у его двери, пока не споткнулся о него. Амброз подхватил сверток с земли, но не стал разглядывать — уж очень ему не терпелось войти в дом и усесться поближе к огню. Оказавшись внутри, он швырнул сверток к жаровне, а потом осторожно развернул свой ребек,[2] скрипку, два смычка и развесил все на колышках подальше от огня, чтобы до инструментов не дошел жар. Покончив с этим, музыкант нагнулся к свертку, источавшему неприятный запашок.